Диадема Марии Тарновской - Ольга Баскова

– Ну, дорогая, показывай свои шубы.

Я вошел в кабинет и оторопел. У зеркала, примеряя полушубок из голубой норки, стояла белокурая девушка. Я еще не видел ее лица, но знал, что это она. Никогда еще мое сердце не билось так сильно.

– Это вы?

Я бросился к ней, но она скинула шубу, быстро забрала волосы в пучок и напялила ужасный парик, стриженный под пажа.

– Леночка, так это ты?

Я чувствовал себя героем повести Пушкина «Барышня-крестьянка». Кажется, его звали Алексей. Впрочем, это не важно. Я всегда плохо запоминал имена. Зато я хорошо запомнил финальную сцену. Главный герой врывается к барышне, чтобы сказать ей, что любит другую, но ту, другую, и застает. У меня была почти аналогичная ситуация, и я повторял как дурак:

– Ты, ты…

В коридоре послышались шаги Надежды, и Леночка приложила палец к губам. Впрочем, она могла этого и не делать.

– Я взяла несколько шуб, – жена накинула на плечи голубую норку, которая еще пять минут назад обнимала мою любимую, – как тебе эта?

Я уже говорил, что фигура моей жены была безупречной. Ей пошел бы и скафандр.

– Отлично, дорогая. У тебя отменный вкус.

Она немного повертелась перед зеркалом и повесила норку на спинку стула.

– А как тебе песец?

Песец тоже смотрелся неплохо, о чем я ей и сообщил. Жена пристально посмотрела на меня, словно пытаясь проникнуть в мои мысли. Это ей, слава богу, не удалось.

– Тебе и правда нравится?

– А зачем бы я стал тебя обманывать?

Она стала складывать шубы в пакеты:

– Ну хорошо. Завтра я куплю себе несколько платьев и брюк. Поехали домой, дорогой. Я хочу показать, что приобрела для тебя.

– Конечно, дорогая. – Я подошел к столу секретарши и, когда жена отвернулась, выразительно на нее посмотрел. Леночка взяла карандаш и написала на чистом листке бумаги: «Я позвоню, обещаю».

Настроение сразу улучшилось. Я почувствовал, как по лицу разливается блаженная улыбка.

– Ну где ты там, дорогая? Поторопись. Мне не терпится увидеть твои подарки.

После моих слов Надежда как птичка выпорхнула из кабинета. Ласковые слова, произнесенные мной, действовали на нее магически.

– Я готова, дорогой. Поехали.

Карлсбад, 1899 г.

Прошла неделя после болезни Марии, и ей не становилось лучше. Ни врач, ни она не знали: Василий не дает жене нужные лекарства.

Когда доктор пришел ее навестить, он заметил перемену к худшему и был удивлен и поражен: от цветущей женщины осталась одна тень, больная сильно похудела, глаза ввалились, щеки впали, кожа, казалось, обтягивала череп и просвечивала насквозь. Марию сотрясали приступы кашля, изматывавшие ее и без того усталое тело.

– По моим подсчетам, она должна была пойти на поправку. – Врач изумленно смотрел на Василия, посверкивая стеклами очков. – Но я вижу, что ей стало хуже.

Тарновский взял его под руку и вывел из спальни, пропахшей лекарствами и потом.

Мария собрала последние силы и, дрожа всем телом, встала, подошла к неплотно запертой двери и посмотрела в щель. Супруг, предложив врачу дешевую – на другие денег не было – папиросу, взял стакан с крепким, черным, как смола, недопитым чаем и наклонился к нему:

– Скажите, сколько ей осталось?

Доктор затянулся и закашлялся:

– Я все-таки надеюсь, что ваша жена выздоровеет. Зачем строить пессимистические прогнозы?

Василий порылся в кармане и протянул ему кредитку:

– Вам вовсе не обязательно так рьяно спасать ей жизнь.

Мужчина отпрянул от него, как от гремучей змеи:

– Что вы такое говорите, Василий Васильевич?! Я же врач!

– Вам просто не обязательно спасать ее, – настаивал Тарновский. – Не надо усердствовать – вот и все.

Доктор быстро вышел в прихожую и потянулся к шляпе на вешалке:

– В жизни не слышал такого от мужей. Я продолжу лечить ее – и не пытайтесь мне помешать. В противном случае о нашем разговоре придется сообщить в полицию.

Мария видела, как гримаса неудовольствия на лице Василия сменилась обаятельной улыбкой – о, он умел казаться неотразимым!

– Это была шутка. – Его голос стал глухим и сорвался на шепот. – Это была обычная шутка, доктор.

– В таком случае больше так не шутите. – Мужчина кивнул и вышел.

Мария бросилась обратно в кровать, упала на нее и закрыла глаза. От слабости тошнило, звенело в ушах, по лицу катился пот. Грудь снова сотрясли приступы кашля, а когда все прошло, Тарновская сжала кулаки и тихо сказала:

– Я не умру, Васюк. Не дождешься.

Она слышала, как муж, выругавшись на доктора, куда-то ушел, недовольно хлопнув дверью, снова поднялась и, хватаясь за стену, чтобы не упасть, черепашьим шагом пошла в его комнату.

На столе, заставленном грязной посудой и пустыми, пахнувшими дешевым вином бутылками, она без труда нашла рецепт и, моргая, стала читать. Ничего не стоило понять: Василий не купил и трети лекарств, которые прописал доктор.

Конечно, он мечтал о ее смерти, как будто это могло спасти его от нищеты.

– Не дождешься, – повторила Мария, и на впалых щеках загорелись красные пятна.

Снова прислонившись к стене, она вернулась в свою комнату и взяла сумку. В ней давно находился потайной карман, в который она прятала деньги от Василия.

Вытащив несколько кредиток, женщина посмотрела на часы. Через пару минут дети вместе с няней должны были вернуться с прогулки.

Няня была предана ей до мозга костей. Мария рассчитывала, что она уж точно купит ей все лекарства – и не ошиблась.

С того вечера она пошла на поправку и стала думать о том, как бы отомстить Василию. Он хотел, чтобы жена умерла – но в результате умрет раньше ее.

Уж она позаботится.

Киев, 1900 г.

Мария стояла у зеркала, любуясь своим отражением. Ей казалось: сейчас она, как никогда, хороша собой: прекрасная фигура, не испорченная родами, высокая грудь, лицо с правильными чертами, горящие голубые глаза и рыжие волосы, густые, волнистые, так привлекавшие мужчин и вызывавшие восхищение женщин.

Она провела рукой по высокой прическе и надела диадему. Родовое сокровище засверкало в свете солнечных лучей, блики заиграли на стенах, на люстре, и Мария гордо выпрямилась. Ни одна женщина не сравнится с ней – это она точно знала. Мужчины будут у ее ног – сейчас ей это просто необходимо.

Вернувшись в Киев и поселившись в дешевой квартире, Тарновская день и ночь думала, как избавиться от Василия и получить деньги на безбедную жизнь, пока память услужливо не вернула ее к разговору с Протасовой о баронессе в черном. Ради баронессы стрелялись муж и возлюбленный – и муж был убит. Разве это не было решением проблемы с нелюбимым супругом? Правда, дама в черном предпочла траур счастью любви – что ж, это ее дело. Мария так не поступит.