Воспоминания - Ксения Эрнестовна Левашова-Стюнкель

пса, — впрочем, иногда пса заменял черт, который уносил бедного Петрушку за ширмы. Это замечательное представление смотрели по несколько раз.

Под шарманку на пыльном коврике кувыркались акробаты, подвязались и силачи, и глотатели огня.

Балаганов было несколько, и они все были похожи один на другой. Все деревянные, перед входом на помост, где работали зазывалы (те же актеры).

Один из балаганов был типа цирка с ареной и атрибутами. В нем ездили на конях индейцы, лица их были раскрашены красновато-коричневой краской.

У них были и лук, и стрелы, а на головах — перья, и они кричали на непонятном языке. Клячи, на которых они гарцевали, производили на ребят впечатление мустангов.

Другого типа были балаганы, где разыгрывались патриотические пьесы. Там шла Бурская война и возбуждалась лютая ненависть к англичанам. Буры отличались от англичан широкополыми шляпами, а колонизаторы носили шляпы «здравствуй-прощай». Среди воинов буров непременно присутствовали и женщины и дети — это особенно действовало на зрителей. «Купите, тятя, пушку, барабан, я поеду в горы бить англичан», — пели мальчишки.

Другая пьеса была о войне с китайцами, которые изображались с тонкими косами, кривыми саблями, с длинными опущенными книзу усами, крайне свирепого вида. Тут симпатии были на стороне русских. Если по ходу действия с тыла нападал враг и русский солдат его не видел, то публика криками обращала на это внимание: «Эй, солдат, гляди назад!» — или что-нибудь подобное, публика принимала самое живое участие в представлениях и часто переговаривалась с актерами.

Потом все эти пьесы разыгрывались Жоржиком и его товарищем Вадиком. Сцена — детская, зрительный зал — коридор, занавес — дверь.

Сколько шума, криков «Ура!» и грома пушек сопровождали эти спектакли!

С мая начинались концерты на бульварах. У нас на Пречистенском бульваре у Антипьевского переулка была круглая открытая эстрада, где мальчишки любили бегать, прятаться под скамейки, куда взрослые хоронились от дождя.

Лучшим оркестром считался оркестр Александровского военного училища, оно и помещалось рядом. Там почти все музыканты были консерваторцы. Народу всегда тьма, и скамейки с обоих концов бульвара подвигались ближе к эстраде. Какое-то благотворительное общество снабжало слушателей раскладными стульями, и за сидячее место брали три копейки. Мальчики с кружками рьяно следили, чтобы бесплатных слушателей не было. Скамейки для всех, с них ничего не взималось.

Один из самых любимых нами оркестров был Сумский: трубы серебряные (награда за турецкую кампанию), тембр такой мягкий! Как-то во время представления в Большом театре «Жизни за царя» (теперь «Иван Сусанин») в последнем действии они дополняли оркестр Большого театра.

На Тверском бульваре гуляния всегда были грандиозные. Когда играл оркестр, в открытых кафе и на столиках кругом можно было получить мороженое, воды и кофе — все было в ходу. На других бульварах этого не имелось, только на Тверском. Дети туда особенно стремились в надежде на мороженое!

Самое замечательное в московской весне — Егорьев день. Часов в пять утра выходил пастух и первый раз играл на рожке, созывая коров. Так восхитительно хорошо он играл, что мы накануне просили непременно нас разбудить, открывались окна, и мы слушали.

Незабываемо! Стада я не видела, возможно, коровы выходили раньше, но пастух играл восхитительно для запоздавших и для москвичей!

Думаю, большие патриархальные семьи держали коров, и свиней, и кур. Это подтверждается картиной Поленова «Московский дворик». А у Насти были приятельницы, которые жили у купцов, и она рассказывала, что при большом штате прислуги у них имелась специальная повариха, чтобы обслужить весь рабочий персонал. Чай и сахар выдавались на руки, два фунта сахара и четыре чая. Только няня и кормилица были на особом положении: они получали обед с хозяйского стола. Обычно квартиры сдавались с сараем для дров и с подполом для картошки и квашеной капусты.

Аромат весны с улицы и шум колес — все врывалось в дом.

Ручьи мчались бурно, заворачиваясь в кольцо решетки, и сколько гимнастических тетрадок превращались в корабли, подпрыгивали на булыжнике и мчались дальше. Весна входила в свои права.

Весной 1902 года возник вопрос, где проводить лето. После смерти дяди Тони мы уже не могли ехать в Черкассы, и папа решил снять дачу опять близ Соломенной сторожки.

И вот мы снова едем на дачу в Петровско-Разумовское, а добирались мы следующим образом: уложив все вещи на возу по своему усмотрению, что нужно для дачи, Настя устраивалась на вещах, садилась на матрацы, а рядом — милый пес Каро, с которым мы теперь не расставались. Каро — охотничья собака дяди Тони. Она очень красивая. Это черный с коричневыми подпалинами сеттер. Каро не нравились переезды, он переживал.

Мы же доезжали на извозчике до Страстной, теперь площадь Пушкина, а оттуда до Бутырской заставы на трамвае. Тогда это была единственная линия трамвая с зелеными вагонами, которые на нас, детей, производили неизгладимое впечатление по сравнению с конкой — необычайным явлением прогресса. Затем пересаживались на паровичок, он отправлялся по строгому графику, надо было приехать вовремя и занять места. Путешествие небольшое по знакомым, мало меняющимся тогда местам.

Первая остановка была «Хуторская». Она и сейчас так называется, но тогда кругом были поля с кучкой деревьев, за которыми находился хутор, а теперь тут высоченные дома, детские сады, ясли и площадки, какие-то рабочие бараки с жалкой растительностью и лес, который тянется по правую сторону от Хуторской до Соломенной сторожки, уже наполовину вырубленный, а слева — сохранившаяся двухэтажная дача с застекленной террасой, где жила отчаянная девочка Соня Селиванова из гимназии.

Остановка «Соломенная сторожка». Тут-то мы и жили.

Часам к четырем-пяти всегда встречали на платформе папу, он приезжал с работы, и так каждое утро — часов в восемь — провожали его. Встречая, мы глазами искали пакет, в нем должно быть или что-нибудь интересное, или вкусное. Все служащие обычно уезжали и приезжали в одно и то же время, и встречали и провожали их члены семьи.

Дачи под Москвой, те, в каких мы жили, не были комфортабельны. Воды не было, помещение летнее, небольшой садик. Хорошо, если перед домом нет проезжей дороги и пыль при сухом лете не залетает на балкон.

У нас была своя компания подруг и товарищей. Игры: палочка-выручалочка, крокет, горелки, наконец дальние прогулки. Быстро пролетало лето.

Продукты доставлялись на дом: скрипя, с двумя огромными корзинами приходили булочники, потом ягодники: малина, садовая малина! Клубника, садовая клубника! Ягоды на лотках носили продавцы. Зеленщик чаще ездил на лошади. Хозяйка выходила, выбирала, что нужно. Рыжий мясник, с которым Настя ругалась, привозил мясо и вынимал