Авианосцы адмирала Колчака - Анатолий Матвиенко

— Товарищи! Правящая клика снова развязала войну, противную интересам рабочего класса и трудового крестьянства! Наши братья, одетые в серые солдатские шинели, подобно скоту идут на убой ради прибылей помещиков и капиталистов! От бомб и снарядов, выкованных мозолистыми руками питерского пролетариата, погибают такие же простые люди из эксплуатируемых слоев Британии. За солидарность с лондонскими рабочими ура, товарищи! Скорейшего поражения российской армии в империалистической войне! И пусть она превратится в революцию против романовской клики!

Крики Свердлова утихли. Члены меньшевистской партии РСДРП заметно приуныли. Большевик не понимает разницы между митинговым словоблудием и внутрипартийным обсуждением. Получается, присоединить несколько голосов депутатов большевистской фракции к своим по резолюции о войне с Великобританией не удастся. Вместо поиска путей скорейшего выхода из войны с наименьшими потерями и наибольшими приобретениями эти бесноватые «защитники пролетариата» несут полную нелепицу.

— Яков Михайлович, — вкрадчиво сказал Брилинг, — ваши коллеги точно так же рассуждали, когда Германия напала на Россию, не было выхода, и мы защищались. Стало быть, разницы нет?

— Ни малейшей. Во всех европейских странах правит буржуазия. Войны ведутся исключительно в ее интересах. Любой повод для вооруженного восстания и захвата власти пролетариатом должен быть использован немедленно.

Меньшевики переглянулись. Без слов ясно — случай клинический и неизлечимый. На том разделили заседание думских фракций и далее работали порознь.

На следующий день Брилинга посетил жандармский подполковник. Моторист копался в испытательном стенде, закатав рукава рубашки и неизбежно испачкав жилетку.

— И не чаял вас застать, Николай Романович. Думал, в политику ушли — двигатели забросили.

— Как видите — нет. Только ныне России более потребны новые законы и разумное управление, нежели новые моторы. Чем обязан?

— Разрешите? — Жандарм повесил фуражку и придвинул единственный незанятый стул. — Позвольте спросить, почему вы, интеллигентный и разумный человек, избирались в Думу не от кадетов и прочих умеренных, а от социал-демократов? Судя по вчерашнему спору со Свердловым, вы ни в коей мере не горите сочувствием экстремистам.

— Это мое право! — Чуть смягчившись, Брилинг объяснил: — Эсдеки, в отличие от либералов, требуют не поверхностных, а глубоких реформ, устранения самодержавия. Крайние — это большевики, они смахивают на буйнопомешанных. Я с меньшевиками, которых на самом деле безусловное большинство в социал-демократии. Мы за те же цели, но без кровопролития, цареубийства и прочих революционных глупостей.

— Печально, Николай Романович. В технических делах вы один из столпов имперской инженерной мысли, а в политическом — разрушитель государства. Вас не смущает, что в обеих фракциях эсдеков преимущественно евреи?

Чувствуя, что работа не удастся, пока он не выпроводит жандарма, Брилинг закинул деталь и вытер руки сравнительно чистой тряпицей.

— Кто же там быть должен, чукчи? Киргизы? Я, милостивый государь, тоже не коренной нации. Черносотенцы мне три ребра сломали за немецкую фамилию, теперь англичан дубасят.

— А вы хотите равноправия?

— Нет, господин великодержавный шовинист. Я хочу жить в стране, жителям которой наплевать, каково твое национальное происхождение.

Жандарм попробовал блеснуть эрудицией:

— Ваш идеал — Североамериканские Соединенные Штаты? Где англичане, ирландцы, евреи и итальянцы одинаково в положении приезжих?

— И где линчуют негров, а краснокожих убивают целыми племенами. Благодарю покорно. Лучше Россию выправить. Теперь, если у вас нет больше вопросов, позвольте распрощаться.

В досье карбонария лег очередной донос о неблагонравных речах, ни малейшим образом на жизни Брилинга не сказавшийся. Как многочисленные бумажки до и после.

Несмотря на обличительные речи большевиков, «империалистическая» война не думала стихать. Эвакуационная операция из Дюнкерка обещала вытащить в море все сколько-нибудь боеспособные силы Грандфлита, считал Макаров. Стало быть, островитянам можно навязать бой на своих условиях, где Северное море сужается к узкому горлу Па-де-Кале, а маневр затруднен. Кроме того, на пути из главной базы Королевского флота в Скапа-Флоу до Дюнкерка можно приготовить кучу сюрпризов. Поэтому Степан Осипович прибыл в город с ужасно трудным названием Вильгельмсхафен, когда на французском пляже гибла под гусеницами британская пехота. Здесь с самого начала войны с Англией обретался Колчак. Не утерпел и примчался лично узреть действия морской авиации великий князь Александр Михайлович.

План операции составил штаб адмирала Шеера. Русские согласились, так как предоставленных ими сил оказалось существенно меньше. Первыми авангардом атакующих эскадр отчалили подводные лодки. 5 марта, получив подтверждение выхода британцев из Скапа-Флоу на прикрытие перевозок с Дюнкерка на остров, базы покинул Флот открытого моря, усиленный русскими линейными крейсерами, эскадренными миноносцами, двумя авианесущими крейсерами и матками торпедных катеров. Таким образом, в Северное море одновременно отправилось самое большое количество кораблей в истории, не считая парусную эпоху.

Подводников возглавил легендарный Лотар фон Арно де ла Перьер. Ассистировал Отто Веддиген, единственный подводник, которому удалось утопить в одном бою сразу три броненосных корабля — «Хог», «Абукир» и «Кресси», причем на устаревшей субмарине.

Кавторанг Николай Николаевич Ильинский, командир «Омуля» и русского отряда подводных лодок, перед совместным выходом впервые услышал подробности о тактике «волчьей стаи». Русские моряки, сами не робкого десятка, пришли в изумление — неужели и вправду так можно воевать? В подплаве принято действовать в одиночку, разделяя перед боем зону атаки, дабы не столкнуться и не попасть под торпеды другой русской лодки.

Немцы работали принципиально иначе. Они выходили отрядом в шесть-пятнадцать субмарин в район предполагаемого прохода конвоя, разворачивались в длинную цепь. Как только один из подводных кораблей обнаруживал конвой, он передавал на базу сведения о его местонахождении. База давала общую команду на атаку. В надводном положении они следовали параллельным с конвоем курсом, затем одновременно нападали, чаще ночью и также на поверхности. Днем — с перископной глубины. Несмотря на риск, германские подводники добивались потрясающих успехов, считая, что лодка может атаковать одно, при большом везении, два судна, опасаясь атак эсминцев и крейсеров. А в стае практически каждый волк добивался хотя бы одной победы, пока эскорт конвоя в растерянности метался, не понимая, где бросать бомбы.

— Не нравится, девочки? — хищно улыбнулся Веддиген. — Тогда мы первыми выстраиваемся у Скапа-Флоу, отстреливаемся. Вы подчищаете прорвавшихся. Гут?

Ильинский посмотрел на Макарова и на старшего лейтенанта Гарсоева. Адмирал ответил за всех: