Невыносимый опекун - Бекки Чейз

меня даже после смерти мамы так не трясло.

Господи, почему по-прежнему тяжело? Должно же было попустить!

Клочья ткани летели во все стороны, засыпая пол почерневшей трухой. Стиснув зубы, я продолжала орудовать ножницами:

— Ты пожалеешь, что сделал мне больно. Пожалеешь!

Отбросив последний изувеченный пиджак, но так и не почувствовав эйфории, я спрятала лицо в ладонях и разрыдалась в голос.

Обида опустошила меня. Растоптала. Изрезала на клочки — как я костюмы. И избавиться от нее было непросто.

Не забыть.

Не простить.

Не принять как данность.

Усевшись на полу у окна, я до темноты бесцельно следила за движением в гавани, где медленно и степенно скользили крупные суда и мелкие яхты, оставляя за собой белесый пенный след. Обгоняя их, мимо проносились катера, подскакивая на волнах. По непривычно свободному мосту мчались автомобили. Город жил привычной жизнью, а я… Я оплакивала очередную несбывшуюся мечту.

Говорят, можно бесконечно смотреть на воду, и это снимает напряжение, но я не могла успокоиться. Хотелось плакать и кричать одновременно.

В таком состоянии меня и застал Блейк.

— Ты ужинала? — щелкнув кнопкой выключателя, он на секунду зажмурился от яркого света, а когда глаза привыкли к свету, опешил. — Какого дьявола, кукла?

— У невесты своей спроси, — огрызнулась я, притянув колени к груди.

— У какой невесты? — продолжал бушевать Блейк, осматривая гору клочьев посреди гостиной.

Нет, он точно издевается!

— А у тебя их несколько? — взвилась я. — Эта представилась Брук. Припоминаешь такую?

Во взгляде Блейка мелькнуло осмысление.

— Она была здесь? — и без того хмурое лицо стало еще мрачнее.

Твою мать! Я до последнего надеялась, что всему найдется логичное объяснение, но нет, Блейк действительно помолвлен.

Подскочив, я ткнула его пальцем в грудь:

— Ты требовал, чтобы я тебе не лгала! А сам…

Отпрянув, я отвернулась, пряча слезы. Я не доставлю Блейку такой роскоши — не покажу свою слабость.

— Иди сюда, — он попытался меня обнять.

— Да пошел ты! — отбившись, я попятилась к окну. — Не прикасайся, слышишь?

Проигнорировав возмущенные крики, Блейк притянул меня к себе. Извиваясь, я колотила его в солнечное сплетение, не переставая упрекать.

— Почему ты не сказал? Почему? Я же верила тебе!

И все еще хотела верить. Чувствовать жар его груди, к которой так приятно прижиматься. Тяжесть ладоней на своей талии, от которых кожа покрывалась мурашками. Как же теперь вернуть это все?

Когда я прорыдалась, отчаяние сменилось бессилием. Я обреченно уткнулась лбом в плечо Блейка. И вот же нонсенс — из-за него мне было больно, но только рядом с ним я наконец ощутила облегчение.

Едва рыдания затихли, Блейк привычным и до невозможности успокаивающим жестом заправил мне за ухо взлохмаченную прядь.

— Сейчас мы присядем, — он кивнул в сторону дивана. — И ты не издашь ни звука, пока я не разрешу.

От теплоты в его голосе я почти растаяла. Как можно быть таким двуличным — утешать и при этом лгать?

— Нет, — я упрямо дернулась в сторону.

— Никаких «нет», — его руки по-прежнему не давали отстраниться ни на дюйм. — Говорить буду я.

Устроив меня на своих коленях, Блейк достал из кармана смартфон и уложил рядом на стеклянную поверхность столика.

— Ни звука, — напомнил он, выбрав в списке контактов «Брук» и нажав на значок вызова.

Не смея возразить, я заерзала, недовольно хмурясь. Что он собирался доказать таким способом?

Блейк перевел вызов в режим громкой связи и откинулся на спинку дивана.

— Тебе передали, что я заходила? — вместо приветствия осведомился приторный голос после первого же гудка.

— Да. И это меня удивило.

— А я удивилась, узнав о твоем приезде от отца. Странно, что ты не позвонил сам.

Теперь я слышала нотки гнева. Она злилась на Блейка!

— Странно было бы звонить той, которая хотела вернуть кольцо.

Они расторгли помолвку? Так какого хрена эта блондинистая дрянь назвалась его невестой? Я вытерла слезы, жадно вслушиваясь в каждое слово.

— А ты сказал, чтобы я его оставила. И вспоминала о тебе.

Я подалась вперед, чтобы высказать лживой сучке все, что думаю. Предугадав маневр, Блейк прижал к моим губам указательный палец и предостерегающе покачал головой.

— Я сказал, чтобы ты вспоминала все хорошее.

Его подчеркнутая сдержанность разозлила Брук.

— Думаешь, я не поняла, что ты трахаешь девчонку? — ядовито прошипела она. — Да у нее разве что неоновая вывеска на лбу не светилась!

Я тут же представила, как при этом кривится смазливое лицо, и злорадно усмехнулась.

— Брук, я не понимаю, почему мы вообще это обсуждаем. Мы больше не вместе — по твоей инициативе.

Беседа заходила на второй круг, и я втянула палец Блейка в рот, не давая сосредоточиться. Он дернул бровью, но не поддался на провокацию.

Решил продемонстрировать стойкость? Ну уж нет, только не со мной.

Не думая отступать, я пощекотала языком упругую подушечку. Блейк шумно вдохнул и, стиснув зубы, выдал:

— Так что не вижу смысла продолжать разговор.

— Мы только начали, — злорадно отбила Брук. — Хочешь договориться с отцом, Бенедикт? Тогда знай: слияние с «Сидней Констракшен» идет в комплекте с нашей свадьбой.

Я не ослышалась? Она посмела его шантажировать?

— Мы оба знаем, что только отец сможет повлиять и на Лэнгтона, и на совет акционеров. Но помогать он станет только члену семьи.

Блейк ощутимо напрягся и отдернул руку.

— Думаешь, мной можно помыкать как мальчишкой? — обманчиво спокойные нотки в голосе не скрывали гнев.

— Думаю, ты в первую очередь бизнесмен, — уверенно продолжала Брук. — И лучше меня понимаешь, что свадьба — гарант удачной сделки.

Я иронично скривила губы — так себе логика. Напрасно австралийская мерзавка его провоцировала. Теперь Блейк не пойдет даже на компромисс.

— Капитал к капиталу, Бенедикт. Обдумай хорошенько и дай мне знать, — звонок прервался.

Нервно усмехнувшись, я прикрыла рот ладонью. Реакция была не к месту, но я хихикнула снова, не удержавшись. И, наконец, принялась хохотать, не таясь.

— Чему радуешься? — мрачно поинтересовался Блейк.

Без злости, скорее со схожей досадой.

— Все-таки я не самая большая стерва в твоей жизни, — выдавила я сквозь смех.

Эта мысль не давала утихнуть приступу веселья,