Вирус бессмертия - Дмитрий Янковский

Варе стало стыдно за свои подозрения, но зато она сразу успокоилась и закрыла глаза. Теперь мысль о воздействии со стороны китайца казалась абсурдной. Приятный человек. И чай варит волшебный. Зачем ему гипнотизировать бедную девушку, пришедшую за помощью к другу отца? Просто чудесная способность Варшавского повелевать людьми без их ведома спутала мысли. Скорее всего, китаец не владеет гипнозом. Они ведь, кажется, совсем дикий народ. У них в Китае и паровозов-то вроде бы нет.

Варя подтянула плед к самому носу и перевернулась на другой бок.

«Не проспать бы завтра на фабрику», – подумала она механически и приготовилась уснуть, но, вопреки ожиданиям, сон не приходил. В темном, тяжелом, дремотном состоянии Варя ворочалась, отгоняя кошмары. Наконец не выдержала и, отбросив одеяло, поставила босые ноги на пол.

«Лучше почитать, – со вздохом подумала она. – А то от такого сна только утомлюсь больше прежнего. На фабрике-то образованием не сильно займешься, прямо стыдно, честное слово. Профессор вон какой умный, отец был ученым, а я – темнота. Прямо как деревенские, приехавшие на фабрику из колхозов. Отец, был бы жив, со стыда бы сгорел за такую дочку».

Варя решительно натянула платье и, шагнув к стеллажу, подняла взгляд, выискивая что-нибудь интересное для себя. Ее внимание привлекла пачка журналов под названием «Восток», выходивших в издательстве «Всемирная литература». Варя вспомнила, что именно об этом издании говорил Варшавский, когда рассказывал ей о клинописи. И решила, что найдет статью Шилейко и непременно прочитает ее. Тогда она сможет поговорить на равных с товарищем Зульфией, и, может быть, тогда Варю заметят на производстве и дадут направление в вуз.

Девушка протянула руку и наугад вытянула из пачки один журнал. Это был старый, выпуска 1923 года, номер. Варя перевернула страницу и сразу же наткнулась в оглавлении на статью Шилейко, который представлял отрывок самого древнего в истории человечества художественного текста в собственном переводе.

«Может, на моем платке отрывок как раз отсюда, – подумала Варя. – Наверное, Зульфия Ибрагимовна читала эту статью».

Варя с интересом открыла журнал и начала читать, стараясь не думать обо всех бедах этого дня, а как следует вникать в смысл статьи.

«До меня уже многие исследователи переводили текст эпоса о Гильгамеше на европейские языки, – писал Шилейко. – Не хотелось бы вдаваться в критику досточтимых коллег, но их переводы, в частности перевод Дорма на французский, изобилуют массой неточностей и отсебятины. Кроме того, они по большей части опирались на так называемый «классический», аккадский клинописный текст заклинателя Синлекеуннинни в одиннадцати таблицах (я, однако, предполагаю, что их было двенадцать, хотя бы исходя из того, что шумеры использовали шестидесятеричную систему математических исчислений, просто двенадцатая таблица не сохранилась до наших дней). Исследователи используют этот текст, несмотря на то, что совершенно определенно он представляет собой в высшей степени творческую переработку гораздо более ранних, еще доаккадских источников. Таким образом, в уже переработанный текст вносятся дополнительные переработки, в результате чего становится чрезвычайно сложно вычленить зерна истины. Особенно критично я отношусь к переводу Гумилева, выпущенному отдельной книгой в 1918 году. Несмотря на то, что автор неоднократно ссылался на якобы использование моих собственных рекомендаций в толковании «Гильгамеша». На самом же деле текст Гумилева является не чем иным, как перекладом французской версии Дорма, да еще в огромной степени переосмысленным самим Гумилевым. На мой взгляд, эту работу нельзя считать научной.

С моей стороны было бы крайне опрометчивым вовсе отказаться от перевода аккадского источника Синлекеуннинни, я трудился над ним несколько лет и уже подготовил перевод полностью. В скором времени ожидается его выход в издательстве «Всемирная литература» в томе «Ассиро-вавилонский эпос».

Однако сейчас я хочу привлечь ваше внимание к более раннему тексту, в котором также фигурирует Гильгамеш. Этот текст имеет серьезные смысловые отличия от более поздних, адаптированных версий. Так, например, Гильгамеш и Энкиду лишены всяких сверхъестественных черт, Гильгамеш является властителем города Урука, вполне человеком. Есть и более серьезные различия. По некоторым признакам текст этот можно отнести к периоду ранней шумерской цивилизации и датировать приблизительно 2700–2900 годами до нашей эры. Несмотря на то, что я занимаюсь переводом шумерских и вавилонских текстов давно, меня не покидает ощущение бездны времени, пролегшей между нами и людьми тех времен. В любом случае текст, написанный около пяти тысяч лет назад, можно назвать первым дошедшим до нас художественным произведением.

К сожалению, сохранился лишь малый фрагмент раннего текста, и я не посчитал возможным разбавлять его собственными измышлениями. Поскольку мой перевод отрывка по разным причинам не вошел в том «Ассиро-вавилонский эпос», я публикую его в этом досточтимом журнале».

Прочитав предисловие, Варя ощутила, что прикоснулась к чему-то значительному. Пять тысяч лет! Эта цифра не укладывалась в сознании. Сон окончательно отступил.

«Интересно, как люди жили в те времена, – подумала она. – О чем думали, о чем мечтали…»

Она прочла первые строки перевода и удивилась, насколько примитивный, казалось бы, текст захватывает и пробуждает воображение. Картинка перед мысленным взором рисовалась настолько отчетливая, что Варя ощутила теплый ветер неизвестного мира.

* * *

Солнце – лик великого бога Шамаша,

подбиралось к зениту,

По улицам огражденного Урука шел торговец

Иттихурат,

Направлял он стопы свои к жилищу заклинателя

Пшиуннини.

Ткани его одежды были грубы,

Тело не было умащено елеем,

Солнце жгло его обнаженные руки.

Пот пропитал одежду его,

Ноги его распухли,

Сандалии жестоко теснили.

Торговец добрался до дома, где жил заклинатель,

Дверь он увидел, срубленную из черного кедра.

Дверь была украшена тонкой резьбою,

Железные бляхи ее украшали, подобные звездам…

Варя прервалась и вспомнила гипноз, в который она чуть не погрузилась от размеренных слов профессора. Эффект от чтения перевода хоть и был похожим, но казался теперь не опасностью, а скорее призывом, ключом от двери, в которую ее приглашали войти.

28 декабря 1938 года, среда.

Подмосковье, рабочий поселок Долгопрудный

Около одиннадцати часов вечера в ворота клуба спортивного воздухоплавания, фыркая мотором, въехала раздолбанная бездорожьем полуторка. Желтый свет фар дрожал на снегу, высвечивая невысокого толстячка в скроенном на заказ пальто. Тень от него была тощей и длинной, словно воплощала мечты хозяина о росте, который он хотел бы иметь.

– Стой! Хорош! – толстячок поднял руку. – Глуши мотор.