В добрый час - Эльза Вернер

Ульрих ничего не ответил, только посмотрел на окна, и лицо его омрачилось.

— Так вот что таилось в этих глазах, которые всегда казались такими сонными! — пробормотал он сквозь стиснутые зубы. — «Пока я здесь, — я хозяин рудников!» Пожалуй, что так!

Им встретилась толпа рудокопов, приверженцев Ульриха.

— Пусть Ульрих сам расскажет! — сухо сказал Лоренц. — Кажется, мы не на такого напали: он и не думает соглашаться!

— Не думает?

Рудокопы, похоже, были сильно разочарованы. Они рассчитывали совсем на другое. Послышалось несколько угроз против молодого хозяина, имя которого было произнесено несколько раз с явным презрением.

— Молчите! — повелительно закричал Ульрих. — Вы не видели его таким, как мы сейчас. Я думал, что нам легко удастся справиться с ним, как только отец сойдет со сцены. Мы все ошиблись в сыне. У него есть сила воли, чего никто не мог подозревать в таком неженке. Поверьте, что он еще причинит нам хлопот!

Было довольно раннее утро; горы и леса благоухали и сверкали от покрывавшей их росы; Евгения Берков ехала одна, без провожатого, по лесной тропинке. Она была отличной наездницей, и хотя страстно любила это удовольствие, в деревне ей не часто приходилось предаваться ему. Сначала не позволяла дурная погода, потом как-то не хотелось, но главная причина заключалась в том, что прекрасную верховую лошадь ей подарил Артур, когда еще был женихом, а Евгения привыкла переносить свои антипатии с человека на вещи, которые он дарил. Великолепные бриллианты — свадебный подарок жениха, она надела только к венчальному наряду, да и то с отвращением, и с тех пор ни разу не вынимала из футляра. С большим трудом терпела она безумную роскошь, окружившую ее после замужества, и даже породистое животное, стоившее баснословных денег и возбуждавшее восторг ее друзей, когда она впервые появилась на нем в сопровождении своего жениха, было заброшено своей госпожой и предоставлено попечению слуг. Вполне понятно, что они очень удивились, когда госпожа в это утро приказала оседлать Афру и объявила обычно сопровождавшему ее слуге, что поедет одна. Приказание было исполнено, хотя и не без некоторого замешательства, и она действительно уехала одна. Артур, разумеется, ничего не знал об этом; она видела его теперь еще реже, чем прежде, так как он часто не приходил даже к обеду, отговариваясь каким-нибудь неотложным делом, и вообще супруги так отдалились, что редко знали о планах друг друга на день.

Евгения ехала рысью по лесу, не встречая ни души; местность здесь была безлюдная. И это уединение, свежесть и красота утра не замедлили животворно подействовать на молодую женщину, которая давно уже не выходила за пределы парка. Работы в шахтах были приостановлены; во всей колонии царила мертвая тишина, зато в кабинете молодого хозяина кипела работа: беспрестанно приходили и уходили служащие; проводились какие-то совещания, проверялись книги и бумаги; Шеффер, поддерживая связь резиденции с заводами, привозил последние новости, в разные стороны рассылались письма и депеши. Но эта усиленная деятельность была такой тревожной, что, казалось, в воздухе носилось предвестие какого-то несчастья, которое старались предупредить или по крайней мере приготовиться к нему. Во всяком случае Евгения знала, что произошел какой-то конфликт. Артур сам сообщил ей об этом, прибавив, что делу не стоит придавать большого значения и скоро все уладится. Он только просил ее на всякий случай во время прогулок избегать по возможности деревень, где жили рудокопы, поскольку они последнее время были в несколько возбужденном настроении. Служащим намекнули, чтобы они не тревожили госпожу Берков, и потому, когда Евгения пыталась узнать от них подробности, она получала уклончивые ответы или уверения в том, что причин для беспокойства нет и что каждый день можно ожидать примирения. Однако Евгения ясно сознавала, что от нее скрывают что-то важное, и видела перемену, которая произошла в муже после смерти его отца, хотя по отношении к ней он нисколько не изменился.

Гордая, с чувством собственного достоинства молодая женщина восприняла умолчание как оскорбление. Конечно, она не имела права требовать от мужа откровенности, не имела права заботиться о нем и, возможно, ограждать от опасностей, угрожавших ему, — она не могла требовать этого, как любая другая жена. Когда развод — дело решенное и когда вынуждены терпеть друг друга еще несколько месяцев для приличия, чтобы не дать повод к пересудам в свете, тогда интересы одного становятся чужими для другого. Она понимала это, да и Артур, который с каждым днем все энергичнее занимался делами, давал ей это почувствовать, все более и более отдаляясь от нее. Она должна была благодарить его за то, что он старался облегчить ей предстоящий трудный шаг, обращаясь с ней, как с совершенно посторонней женщиной.

Евгения не скрывала от себя, что смерть старика Беркова устраняла главное препятствие к разводу: он едва ли согласился бы разорвать союз, который так льстил его честолюбию и который так дорого стоил ему.

Его сын думал иначе. Он относился к этому так же равнодушно, как и к жене, которую позволил навязать себе из-за своей уступчивости. Он первый предложил ей разойтись, прежде чем она сделала такую попытку, и решение, которое почти всегда сопровождается слезами и ссорами, которое часто пробуждает все дремлющие в глубине человеческого сердца страсти, здесь было принято по обоюдному согласию, так спокойно и бесстрастно, с таким холодным безразличием, что оставалось только удивляться этому.

Афра вдруг взвилась на дыбы. Она не привыкла к ударам хлыста, да еще к таким сильным, какой получила сейчас; вообще ей сегодня доставалось от своей нетерпеливой хозяйки, и не будь Евгения такой превосходной наездницей, ей пришлось бы нелегко с этим горячим, легко приходящим в возбуждение животным. Небольшим усилием она сдержала коня, но темные тонкие брови молодой женщины остались сдвинутыми, и губы были крепко сжаты, словно от сильного гнева, — то ли оттого, что Афра оказывала сопротивление, то ли по какой-то другой причине, сказать было трудно.

Тем временем она достигла хутора, расположенного в долине, в получасе езды от их виллы, и стала взбираться на гору, но не по той крутой тропинке, по которой она тогда спускалась с Артуром и которая, конечно, была недоступна для всадников. Недалеко от нее шла проезжая дорога, гораздо более пологая. Несмотря на это, лошадь, не привыкшая взбираться на горы, неохотно подчинялась ее понуканиям, и Евгения, взобравшись наверх, должна была остановиться, чтобы дать ей отдохнуть.

Туман, некогда покрывавший горы, давно исчез, и солнце заливало их ярким светом, как будто здесь никогда не бушевала буря и окрестности не тонули в сплошном тумане. Долины еще лежали в тени, и тем яснее обозначились, тесня друг друга, освещенные солнцем бесчисленные вершины лесистых гор, а лес сливался в одно сплошное зеленое море, тянувшееся до самого горизонта. Темные ели принарядились свежей зеленью, а у подножия на скалистом грунте между корнями и горными расщелинами, куда только ни глянет глаз, все цвело и благоухало, шумели ручьи, низвергаясь в долины, журчали источники, и над ними расстилалось голубое безоблачное небо. Все кругом сверкало и блестело, все дышало привольем и простором, казалось, что эта вновь пробуждающаяся к жизни природа должна исцелять любые раны, вселяя в людей ощущение свободы и счастья.