Между двух войн - Денис Чекалов

– Они хотели, чтобы я привез им лучшего мяса броненосцев, какое только у меня есть. Надо было его, значит, слегка вымочить в соли. Я так и поступил. Заготовил окорока, и только собрался начать готовить…

Здесь скотовод вытер лицо широким рукавом, чтобы хоть как-то справиться с накатившим волнением.

– А тут-то пришли ко мне гонцы из Своркмиддла. Очень им потребовалось мясо, и прямо сейчас. Сафри вздохнул:

– Я человек честный, но небогатый. Последнее было неправдой, но сам фермер искренне в это верил.

– Каждый покупатель для меня многое значит. И вот я подумал – не будет большой беды, если городское мясо-то я отдам своркам, а для праздника заготовлю новое. Дело это недолгое, да и время еще оставалось, если…

Обычно во время Собраний лендлорды хранили торжественное молчание. Самое большее, что они могли себе позволить – это вполголоса обменяться репликами, так, чтобы не мешать другим.

Но простодушный рассказ скотовода привел землевладельцев в такое волнение, что они позабыли о приличиях и горделивой важности. Гул голосов нарастал, как шум усиливающегося ветра.

Подталкивая друг друга, лендлорды обсуждали услышанное. Каждый из них стремился объяснить соседу, что именно означают слова Авиллы Сафри.

Особенно забеспокоились землевладельцы, чьи угодья располагались вокруг свободного города Мухаллы. Выходило, что именно этим людям предназначалось отравленное мясо.

– Решение я принял в самый последний момент, – говорил скотовод, развеивая тем самым все сомнения, которые могли остаться у его слушателей. – Вот так я отправил арбы в Своркмиддл. А до того все знали, что мясо это повезут в город. На праздник, значит.

Заключительные слова фермера почти уже никто не слышал. В зале поднялся такой шум, что Председателю – небывалое дело в Золотом лесу! – пришлось постучать по столу.

Этого оказалось достаточно. Притихнув, землевладельцы обернулись к старику. Они ожидали его слова. Так дети начинают шуметь, услышав важную новость, а потом с почтением обращают взоры к своему отцу.

Виновник этого переполоха Авилла Сафри, обещавший «задать перцу» в Зале собраний, растерял весь свой кураж. Красный и взволнованный, он опустился на свое место и на все расспросы соседей по столу – тихие, но настойчивые – отвечал односложно или только движениями головы.

– Господа, – произнес Председатель. – Слова, услышанные нами сейчас, привели меня в такое же замешательство, как и вас.

Он помедлил, собираясь с мыслями.

– Теперь не остается сомнений, что неизвестный отравитель, кем бы он ни был, намеревался отравить вовсе не Своркмиддл, но жителей Мухаллы. Это действительно представляет произошедшее совсем в другом свете.

Да, много было сказано за эти короткие минуты, пока Председатель вновь не призвал землевладельцев к молчанию. Я не мог слышать и разобрать всего.

Но если отравитель, о котором говорил сейчас старый Карана Дархм, и в самом деле присутствовал на совещании лендлордов, то он должен был выдать себя. Так и произошло.

Я понял, что начал игру и проиграл.

– Необходимо провести тщательное расследование, – говорил Председатель, – и позаботиться о безопасности жителей Мухаллы, а также всех других городов. Этим займутся их коменданты. Что же до случая с отравлением, то я предлагаю поручить дознавание констеблю Уотертауну, присутствующему здесь…

Я не помнил, как вышел из Зала собраний. Приученный с раннего детства, я мог бы во сне соблюсти все полагающиеся церемонии, раскланяться со знакомыми и усесться в родовую карету, не потеряв и капли достоинства.

Я пришел в себя, лишь когда экипаж уже вывез меня за городскую стену. Мерное покачивание кареты успокоило и вернуло к действительности.

Я разжал пальцы и улыбнулся – наверное, так улыбается карточный игрок, который проиграл все.

Франсуаз ехала сбоку от кареты. Девушка обеспокоенно смотрела на меня, но решила пока не задавать никаких вопросов.

– Ответь мне, Френки, – небрежно произнес я. – После твоих походов в Каменную пустыню – у тебя остались там друзья?

Вопрос оказался неожиданным для девушки. Я уточнил:

– Или ты убивала всех, кто попадался тебе на пути? Красивое лицо Франсуаз отразило полное замешательство. Воистину, это был день для удивления.

– Конечно, у меня остались знакомые, – ответила она. – А что?

Я нетерпеливо прищелкнул пальцами:

– Где-нибудь подальше, скажем, у самого побережья?

– Там тоже, а что?

Я улыбнулся – широко и неискренне:

– Боюсь, нам придется бежать из Золотого леса, Френки. Так далеко и так быстро, как мы даже не можем себе представить. – Я развел руками. – Иначе нас обоих повесят.

– Повесят?

Я коротко стукнул о передок экипажа, приказывая кучеру остановиться. Сняв с головы высокую шапку, наскоро расстегнул свое толстое парадное облачение.

Избавившись от торжественного наряда, я вновь оказался в своем обычном костюме. Взяв с сиденья свой шлем, я выпрыгнул на лесную дорогу.

– Возвращайтесь домой, Патрик, – распорядился я, обращаясь к слуге. – Накормите лошадей, и пусть все возвращаются в столицу. Моя дипломатическая служба закончена и ваша тоже.

– Да, господин.

Становилось холодно. Я надел перчатки из кожи вив-верны и в молчании наблюдал за тем, как экипаж удаляется по направлению к поместью.

– Я полностью доверяю Патрику, – пробормотал я. – Но ему не стоит знать слишком много.

Обернувшись к своей спутнице, я смахнул с лица озабоченность, словно сбрасывал перчаткой серую пыльцу с передка кареты.

Франсуаз от самого города вела в поводу моего верхового ящера. Я не мог пересесть на него сразу же, ибо традиции обязывали меня отбыть так же торжественно, как я и появился перед Фортом собраний.

– Теперь я снова в седле, – сказал я скорее самому себе, чем своей спутнице. – Но только в буквальном смысле, а не в переносном.

Простая игра слов немного меня порадовала. Впрочем, человек, оказавшийся внезапно поверженным, находит удовольствие в самых обыденных вещах, тем более что ничего другого ему не осталось.

Франсуаз не могла взять в толк, что произошло. Поскольку кучер уехал, она могла больше не сдерживать свое любопытство.

– Ну? – требовательно спросила она. Я кратко пересказал ей то, что услышал в Зале собраний. Франсуаз тряхнула каштановыми волосами.

– И что? – спросила она. – Отравитель не выдал себя ни одним словом.

– Верно, – подтвердил я. – Он выдал себя тем, что забыл сказать.