Маскарад со смертью - Иван Любенко

– Земля ему пухом… – вырвалось у Клары. – Но… Клим Пантелеевич, я тронута вашей порядочностью и благодарна за то внимание, которое вы уделяете одинокой, запутавшейся в своих чувствах женщине, – почти шепотом проговорила Клара. Она приблизилась так близко, что Ардашев почувствовал ее дыхание. – Горничная отпросилась домой, и мы могли бы… некоторое время… попить чаю…

– Благодарю вас за предложение, но мне пора. Честь имею. – Прервав на полуслове хозяйку, Клим Пантелеевич откланялся. Во дворе он остановился, зачем-то внимательно осмотрел калитку и вышел на улицу.

Город отходил ко сну. На ночь люди затворяли наглухо ставни и, ложась спать, задували керосиновые лампы. Лето заканчивалось. Пройдет еще месяц, и начнут горожане опять вставлять вынутые весной вторые рамы, заклеивать и замазывать оконные щели. Осень в Ставрополе всегда подкрадывается незаметно, как старость или внезапная роковая болезнь.

Повернув за угол, отставной коллежский советник оглянулся, перешел на другую сторону улицы и, почти растворившись в ночной темноте, неслышно ступая, пошел… назад.

– Сколко эще ждат? – раздраженно проговорил кавказец, томясь в ожидании.

– Потерпи, Рамазан, недолго осталось, – успокаивал напарника молодой человек в кепке, выглядывая из-за густых веток боярышника, бурно растущего на чьем-то полисаднике. – Ну вот, похоже, он ушел. Пора, – прошептал Евсеев и подкрался к дому.

Через неплотно закрытые ставни и слегка задвинутую штору виднелся край зеркала, а в нем, освещенное тусклым светом фотогеновой лампы, отражалось очертание красивой, но уставшей женщины с распущенными волосами, в задумчивости рассматривающей еще не тронутое морщинами лицо. Горец, пораженный увиденным, восторженно зацокал языком и вслед за Михаилом вошел в калитку, закрыв ее изнутри.

Входная двухстворчатая дверь была заперта. Из-за пояса Рамазан достал небольшой ломик и согнутый из проволоки крюк. Сделав фомкой щель между двумя половинками вверху и внизу, он согнутой отмычкой без труда открыл поочередно обе задвижки у неподвижной части двери, после чего легко отворилась основная. Войдя в дом, они тихо пробирались по темному коридору в направлении тусклой полоски света у дальней комнаты и ненароком зацепили китайскую вазу, громко разлетевшуюся вдребезги. Таиться теперь не было смысла.

Услышав шум, испуганная женщина бросилась к замку, успев повернуть ключ на один оборот, но это ее не спасло. От сильного удара дверь с шумом распахнулась, едва не сорвавшись с петель, и в помещение ворвались двое незнакомцев. Парализованная страхом, Клара от неожиданности втянула голову в плечи, в страхе переводя глаза с одного незваного гостя на другого, попятилась назад и, заикаясь от ужаса, спросила:

– Чт-то в-вам н-нуж-но?

– Ты нужьна, ты, моя красавыца, – облизывая пересохшие от похотливого желания губы, проговорил горец и криво усмехнулся.

– Сначала дело, Рамазан, – остановил напарника Михаил и еще ближе подошел к напуганной до полусмерти хозяйке дома, став в самом центре небольшой комнаты с высоким потолком. Подвесная керосиновая лампа-молния с цилиндрическим фитилем и прозрачным стеклянным резервуаром мирно коптила над его головой.

– Итак, мадам, говоря языком полиции, мы предлагаем вам добровольно выдать все ценности, имеющиеся в этом доме, включая брильянты. В случае отказа вам придется страдать. Ну и где-то в промежутках между пытками, вполне возможно, мой приятель захочет с вами поразвлечься. А когда ему это надоест, он зарежет вас, как овцу. Вот такая мизансцена. Простите великоду…

Звон разбитого стекла фотогеновой лампы прервал монолог, запахло керосином, и на мгновенье стало темно, но уже через секунду все вокруг озарилось ярким пламенем, охватившим одежду говорившего. Живой факел с душераздирающим нечеловеческим криком попытался выскочить в окно, но, поняв, что оно снаружи закрыто ставнями, выбежал из дома и сломя голову понесся вниз по переулку, чтобы со всего разбегу броситься в большую сточную канаву, днем – излюбленное место купания соседских гусей. Напуганные прохожие шарахались в стороны, завидев непонятное обгорелое существо, купающееся в источающей едкое зловоние помойной яме.

В тот момент, когда на одежду Михаила пролились первые капли горючей жидкости, Рваный почувствовал удар в основание шеи и, ослабев, выронил из левой руки фомку. Послышался испуганный женский крик, а за ним резкий мужской голос скомандовал: «На пол!» Едва устояв на ногах, чудовищным усилием воли горец заставил себя выхватить из-за пояса маузер и с разворота стал палить на звук, пробираясь к выходу. Мимо него в сторону метнулось что-то темное, и резкая обжигающая боль дважды пронзила уже давно зажившую лопатку. Собрав последние силы, Рамазан все-таки выскочил из дома и проходными дворами достиг соседней улицы. Пробежав саженей двести и уже теряя сознание, он повалился в мягкую траву заброшенного вишневого сада.

Вспыхнувший огонь фосфорной спички вырвал из темноты детали недавнего погрома: пол, усеянный осколками стекла; в центре массивного зеркала зияло пулевое отверстие с разбегающимися в разные стороны паутинками трещин; деревянное кресло, обитое бордовым плюшем, навсегда лишилось спинки; о том, что в буфете еще недавно находился выставленный напоказ сервиз из дорого китайского фарфора, можно было догадаться лишь по его отдельным фрагментам. В черном теле израненного выстрелами пианино белели сквозные дыры. Пахло гарью и порохом. Вдруг из-под кровати, словно из панциря гигантской черепахи, показался женский носик, потом высунулась голова, посмотрела по сторонам и, беспрестанно чихая от поглощенной пыли, окончательно выбралась наружу.

– Я знала, что вы придете на помощь, – чуть шевеля искусанными от страха губами, проговорила Клара. – Не позволите ли мне привести себя в порядок? К тому же я была бы вам очень признательна, если бы вы принесли из соседней комнаты один из подсвечников. Пожалуйста, поставьте его на этот столик и подождите в гостиной. А прислугу завтра же уволю – чувствую себя настоящей курицей, искупавшейся в пыли под собственной кроватью.

– Не беспокойтесь, Клара Сергеевна. Все уже позади, – поднимая с пола брошенную часть трости, успокаивающим тоном проговорил Клим Пантелеевич. Он вытер лезвие длинного, похожего на стилет кинжала, спрятал платок в карман сюртука, вставил клинок обратно в ножны и закрутил до упора. Получилась обычная, знакомая всем английская тросточка.

Выстрелы разбудили успевшую заснуть улицу. Залаяли собаки, и в соседних домах загорелись окна. Послышалась трель свистка дворника.

Выполнив просьбу хозяйки, Ардашев зажег свечи в гостиной, внимательно рассмотрел свежие точки входных пулевых отверстий в новом пианино и открыл верхнюю крышку. В противоположной стенке инструмента виднелась пуля, задевшая не только молоточки, но и даже абстракт – приспособление для передачи движения от одного рычага к другому. Он попытался взять несколько аккордов и проиграть несложную мелодию, но из-за поломки некоторые ноты либо вообще молчали, либо досадно фальшивили, хотя струны и не были повреждены. Адвокат встал на колени и, вытащив крепежный клин, некоторое время исследовал нижнюю часть инструмента, но потом, видимо разочаровавшись, отряхнул брюки и устало плюхнулся в мягкое кресло, поблагодарив Господа за очередное чудесное спасение.