Волна. О немыслимой потере и исцеляющей силе памяти - Сонали Дераньягала

Потом, в студенческие годы, я каждое лето привозила с собой на каникулы кого-нибудь из кембриджских друзей. Прежде им не доводилось бывать в Азии; вечерами, прихлебывая виски в компании моего отца, английские ребята изумлялись громкому пению цикад. Когда Дэвид подцепил какой-то желудочный вирус, мама терпеливо возила его к врачу и выслушивала тирады о необходимости мировой революции. Он произносил их, сидя в ее авто с личным шофером. Однажды летом я без зазрения совести пригласила к нам Стива, при этом встречаясь с еще одним парнем, из местных. Тогда мне и в голову не могло прийти, что в не столь отдаленном будущем мы со Стивом устроим в этом доме детскую для своих сыновей.

«У вас два дома, — твердили мы мальчикам, — один в Лондоне, а второй у деда с бабушкой, в Коломбо». Им, детям Англии и Шри-Ланки, надо было знать свои корни. Нам хотелось, чтобы они с легкостью жили на два дома, на две страны.

В этом доме мои родители с удовольствием ощущали себя дедом и бабушкой. Они всячески баловали внуков, истово проникаясь их интересами и увлечениями. Мама с удивительной готовностью «вставала на ворота» в саду, когда Викрам изъявлял желание погонять мяч. Вик часами сидел на коленях у моего отца и читал об индийских тиграх-людоедах. Даже не знаю, кому острее не терпелось заполучить новую книжку о Гарри Поттере — Вику или его бабушке. Малли не понимал, почему надо ждать, когда ее привезут в магазины. «Вы не можете скачать пиратскую копию?» — спрашивал он, пропуская мимо ушей мудреные объяснения деда-юриста, что нельзя скачать книгу, которая еще не написана, да и вообще, пиратские копии — это нехорошо. «Когда я вырасту, то стану самым умным! Я буду делать пиратские DVD и выкладывать пиратские книжки раньше, чем их напишут!» — обещал Малли.

Я приглашаю в дом монахов — провести буддийскую церемонию в память о погибших. Мои родители соблюдали такие обряды. Теперь в их гостиной курится благовонный дымок. Три монаха сидят в креслах, задрапированных белоснежной тканью. Один из них чиркает спичкой и зажигает медную масляную лампадку на столе. Он разматывает катушку белых ниток и передает ее мне и моим друзьям. Мы сидим на полу, на ковриках из плетеной соломы. Затем все трое заводят песнопения. Их голоса сливаются воедино; я слушаю, но до сих пор не могу понять и осмыслить, что моя семья покинула этот дом однажды декабрьским утром и уже не вернулась. Память переносит меня на тридцать пять лет назад, в вечер новоселья: тогда здесь тоже пели монахи, а наша жизнь в доме только начиналась. Я держу в руках белую нить, освященную молитвой, и перед глазами встают горящие масляные светильники вокруг пруда, которого больше нет.

Посмею ли я его открыть? В руках у меня рабочий ежедневник Стива за 2004 год. Наш последний год вместе. Этот ежедневник лежал в сумке с нашими вещами у моей тети, живущей в Коломбо. За прошедшие годы я не раз брала его в руки, но сразу снова прятала, поддавшись панике. Стив заносил в ежедневник не только рабочие дела. Он записывал туда напоминания: например, пора отвести детей в парикмахерскую. Там же были семейные планы на праздники и выходные. Делал даже личные заметки. После одной нашей ссоры он записал: «Сказать С., что она была права, помириться».

Большую часть того последнего года, до сентября, мы прожили на Шри-Ланке. Это было блаженное время. Мы со Стивом долго его предвкушали: очень хотелось спокойно пожить на юге, а не просто приехать на пару недель. Поэтому, когда нас обоих отпустили поработать над диссертациями, мы тут же рванули в Коломбо. Забрали сыновей из лондонской школы и записали в местную. В последние шесть лет я старалась пореже вспоминать это время. Как мы были беспечны, как радовались жизни — и ничего не знали…

Сейчас опять лето. Я приехала в Коломбо с сестрой Стива, Беверли, ее мужем Крисом и их детьми, Софи и Джеком. После волны родственники Стива стали много ездить на Шри-Ланку, иногда по два раза в год. Племянник с племянницей привыкли к жизни в Коломбо почти так же, как раньше мои сыновья.

В первые месяцы я была убеждена, что семья Стива, конечно, винит в его смерти меня: это я его сюда притащила. Но потом в Коломбо приехал мой свекор. Помню, как он долго держал меня за руки и говорил, что Стив был здесь очень счастлив, что здесь у него был второй дом.

Родные мужа убедили меня открыть и полистать ежедневник. Да, там было все. Мельчайшие подробности тех девяти месяцев на Шри-Ланке. Я не стала вчитываться и быстро убрала его подальше. Но, однажды в него заглянув, я уже не могу выбросить из памяти наш последний год. Я то и дело мысленно переношусь в него. Странно, как я могла все забыть — на целых шесть лет.

На перекрестке у отеля Horton Place дежурит безрукий нищий. Моя племянница Софи открывает сумку, чтобы дать ему денег. Я так часто видела его в последние годы, но только теперь вспоминаю: этот же нищий неизменно стоял на обочине, когда мы везли мальчиков в школу и забирали после уроков. Стив выдавал ему «недельное жалование», чтобы он не кидался в поток транспорта каждый раз, как завидит нашу машину, но это не срабатывало. Мамин водитель говорил, что Стив зря его так жалеет, и уверял, что попрошайке оторвало руки, когда он собирал бомбу, чтобы убить соседа. Скорее всего, это были просто домыслы. «Почему он не идет работать?» — спрашивал Вик. Нас со Стивом несколько пугала его неготовность к состраданию.

Теперь я припоминаю, что по утрам мальчики часто бурчали и огрызались. В местной школе им было скучно, не хватало лондонских друзей и привычных игр. Мои уверения, что новый жизненный опыт — это всегда хорошо и полезно, ничуть не помогали. Стив старался поднять им настроение музыкой и громко включал песню Сушилы Раман[25] Love Trap («Любовь-ловушка»). Незатейливые слова, что-то типа: «Твое тело — сладкая западня, твои медовые губы манят меня», заставляли мальчиков кривиться. «Фу-у-у! Твое тело. Твои губы. Фу-у-у!» — они демонстративно передергивались. «Может, не надо?» — спрашивала я, имея в виду нестандартную психологическую тактику мужа. Однако после обработки поп-музыкой Вик и Малли вылезали из машины в боевом настроении, вполне готовые к школе.

На те несколько месяцев мы сняли дом в центре Коломбо. После волны я всякий раз отводила глаза, проходя по этой улице, или внушала себе, что ничего особо примечательного на ней нет. Но вот теперь я наконец приехала сюда с родственниками мужа. И перед глазами у меня встают Стив и Малли, идущие по двору к воротам. Малли катит кукольную коляску. Они играют в «дочки-папы».

Меня словно отбрасывает назад во времени. Кажется, мы все были здесь сегодня утром. В тот год Вик заметно вытянулся и окреп; на ногах обозначились мышцы. Ему еще не исполнилось восемь, но я покупала одежду на двенадцатилетнего. В Коломбо он все время занимался спортом, радовал отца крикетными победами, не отставал, когда они вдвоем каждый вечер плавали в бассейне при моей старой школе. Когда они играли в футбол в самую жару, а потом вваливались в дом — потные, полуголые — и лезли ко мне обниматься, я всегда старалась увернуться. Нет, я не смогу пойти туда, на поле, где еще должны сохраниться их следы.