Пообещай лучшую ночь - Марселла Бэлл

у нас знаменитость. Я уже говорила тебе, что не могу позволить себе потерять работу. Я не более тебя хочу, чтобы буря стихла, но ты должен понять, что не можешь просить меня об этом.

Его задела критика, которую он услышал в ее словах, хотя она и была заслуженной.

Она признала, что чувствует то же, что и он, но не должна была вести себя с ним, как с ребенком.

— То, о чем я прошу, вовсе не какая-то невидаль, Мири. Мы два взрослых человека, которые наслаждаются обществом друг друга. Я прошу тебя дать мне шанс, потому что ты мне нравишься.

— Но уважаешь ли ты меня, Бенджамин? Потому что сейчас мне кажется, что не уважаешь. Я уже говорила тебе, мне нужна эта работа.

— Но если ты ее потеряешь, у меня больше денег, чем нужно, чтобы позаботиться о тебе, пока ты не найдешь себе новую работу. Ты блистательна, Мири. Тебе вовсе не нужен этот фонд.

— Ты позаботишься обо мне? — Она повысила голос. — И я должна довериться Бенджамину Сильверу, который позаботится обо мне, если я потеряю работу? А с чего я должна тебе доверяться? Ты не мой отец. И ты не мой муж. Если на то пошло, я вообще едва знаю тебя. И как я уже говорила, мне нужен фонд. Мне он нужен больше, чем такой человек, как ты, может себе представить. И более того, я хочу эту работу.

— А я хочу тебя, — резко сказал он. — И ты хочешь меня. И глупо отказываться от этого ради какого-то фонда.

— А что с нашим соглашением? Или ты хочешь меня сильнее, чем любишь меня?

Как она могла такое подумать?

Разве он не проводил все дни, пытаясь всеми способами показать ей, как он любит ее?

Господи, он даже поделился с ней своими семейными традициями!

— Я хочу тебя, потому что люблю тебя, Мири, — настаивал он. — Больше, чем какую-либо женщину до тебя.

— Или ты хочешь меня больше, чем какую-либо другую женщину, только из-за того, что не можешь заполучить меня, и это сводит тебя с ума? Мы заключили договор, Бенджамин. Только до тех пор, пока не стихнет буря. Ты не стал бы заводить этот разговор, если бы мы не назначили день окончания наших отношений.

Она отчаянно хотела, чтобы он поверил ей или чтобы она сама поверила себе?

Другое дело, если бы она не разделяла его страстного влечения к ней, но он знал, что это не так.

Он видел это в ее глазах, когда смотрел на нее.

Он чувствовал это в тот момент, когда находился внутри ее.

Но как и он, она просто боялась.

— Это ложь, Мири, и ты сама это знаешь. Ты просто боишься.

— Я не боюсь, — резко сказала она. — Просто я прислушиваюсь к доводам рассудка. Сколько бы мы ни занимались любовью, это не меняет того факта, что я одинокая женщина, которая живет в очень дорогом городе. Ты ведешь себя как женоненавистник, когда просишь меня рискнуть моей работой, потому что тебе хочется продолжать наши отношения. Но я не ожидаю, что ты меня поймешь.

— Женоненавистник? Да будет тебе, Мири! Не будь смешной. Ты отказываешься не от этого. Ты просто боишься, что тебе причинят боль. Тебе когда-то давно причинили боль, и сейчас, совсем как я, ты слишком боишься, что это повторится. Ты боишься послушаться своего сердца.

Она ахнула, и, хотя Бенджамин сожалел о своих словах, он знал, что попал в цель.

Когда она наконец заговорила, ее голос прозвучал жестко.

— Когда ты дотрагиваешься до меня, я знаю, что на уме у тебя только секс. Ничего романтичного, особенного или долгосрочного. Просто секс. Ты хочешь не меня, Бенджамин, тебе нужен лишь секс со мной. И то только до того момента, когда ты неизбежно пресытишься, как пресыщался всеми женщинами, с которыми делил постель. Ты сам сказал, что не хочешь иметь детей, не хочешь обзаводиться семьей, не веришь, что найдется женщина, с которой ты смог бы разделить свои трудности. И ты не хочешь, чтобы кто-то требовал твоего внимания или отвлекал тебя от работы. Это означает, что на самом деле ты не хочешь меня, потому что я хочу всего этого. Ты хочешь меня лишь потому, что я здесь. Мы оба будем глупцами, если станем притворяться, что в этом есть что-то большее. Поэтому даже сейчас ты не предлагаешь мне узаконить наши отношения. Ты хочешь лишь, чтобы я оставалась твоей тайной любовницей, и знаешь, я пришла к выводу, что не хочу этого.

Она вскочила с постели, а он, не ожидая этого, слишком поздно попытался удержать ее.

— Мири, ты куда?

— В свою комнату. Мне вдруг стало здесь не так комфортно, как до этого, — сказала она сухо.

Он запаниковал и тоже вскочил с кровати.

— Я провожу тебя, — неуверенно сказал он.

— Спасибо, я уже знаю дорогу.

— Мири…

— Что, Бенджамин? Я ошибаюсь? Я неправильно тебя поняла? Ты просишь меня разделить твою жизнь, завести детей? Достаточно ли ты хочешь меня, чтобы предложить мне что-то большее, чем просто секс? Готов ли ты рискнуть большим и позволить себе любить меня?

Мир, покой и тепло, которые он испытывал, лежа рядом с ней и прислушиваясь к ее дыханию, покинули его.

Внезапно он покрылся холодным потом. У него упало сердце, как тогда, когда ему сообщили, что его родители погибли. Он протянул к ней руку, но больше не смог ничего сказать.

Одна лишь мысль об этом вернула его в прошлое, когда он проснулся в больнице и обнаружил, что остался совсем один.

Он хотел Мири и отлично отдавал себе в этом отчет. Больше, чем какую-либо другую женщину в своей жизни. Но он не мог рисковать. Снова.

В третий раз он этого не переживет.

Как бы ни задели его ее слова, он не мог себе представить, каково это будет — полюбить ее, а потом потерять.

И он ничего не сказал.

А когда его молчание продлилось настолько долго, что стало само по себе ответом, она тихо проговорила:

— Ну, буря или не буря, я не думаю, что нам стоит продолжать. Я думаю… — Ее голос дрогнул, и у него сжалось сердце. — Я думаю, что это плохо для нас обоих. И я хочу как можно скорее уехать.

Он молча слушал, как она дошла до двери, открыла ее и вышла из спальни.

И потому что все в его жизни происходило именно так, рассвет восьмого дня Хануки принес с собой яркое солнце