Допрос с пристрастием - Федор Березин

Вся область Зоны пронизана сигналами. Все мью-фоны живых механизмов что-то транслируют. Мы научились использовать их для своих целей, но это не значит, что механоиды пользуют их для того же самого. То есть для передачи конкретных сигналов, на конкретной частоте. Это просто их устройство для взаимодействия со средой. А для каждого механоида все другие механоиды — вовсе не похожие на него объекты. Они для него просто часть среды. Это же касается и скоргов. Размеры здесь не имеют значения. Ни один из механоидов, каким бы большим он ни был, не обладает сознанием. А значит, и пониманием.

Вот в этом-то и фишка. Как можно понять язык существ, которые излучают что-то, но сами не понимают, что? И еще принимают что-то, тоже, сами не понимая, что? Как в таких условиях расшифровать язык, если это и не язык вовсе?

Понятное дело, любой нормальный человек после таких выводов опустил бы руки. Но Кварод в этом плане нормальным не был. Загадка такого уровня только подстегнула его к действию. Сама загадка и некоторые части ее решения пришли из наследия Рэкода. Но теперь все идеи сгинувшего академика настолько пропитали Кварода, что различить, где кончаются догадки прошлого гения и начинаются озарения нынешнего, было уже невозможно. А конкретно эта идея Кварода заключалась в следующем:

Да, у инженеров Ковчега нет дешифратора языка техногенной среды. Но ведь внутри сталтеха такой дешифратор есть. Причем он имеется изначально. Этот дешифратор — мозг превращенного в монстра человека. Ведь мозг человека гибнет при обращении сталтеха не сразу. Да, в момент, когда данного сталкера что-то убило, его мозг тоже умирает. Но ведь скорги почти тут же принимаются за дело. К счастью всех сталкеров и всего человечества, они не могут скопировать в металле столь сложную структуру, как мозг. Однако им все же удается на некоторое время восстановить мозговые функции.

Само восстановление лишено для скоргов всякого смысла. Ни им, ни сталтеху человеческий мозг уже не нужен. Ведь скорги сразу же начинают строить свою собственную систему управления замещенными частями организма. Однако восстановить функции мозга они все-таки пробуют. Одновременно такие же колонии нанороботов пытаются копировать нейронные связи мозга в металле. И та, и другая работа начисто лишены целесообразности. Что лишний раз доказывает — Технос неразумен.

Именно эти противоречивые действия скоргов и решил использовать Кварод в своих целях.

Лучше всего подходил сталтех «четвертого» уровня трансформации. В отличие от «пятого» — последнего — уровня сталтехов, которые являются механоидами, так сказать, «до мозга костей», уровень «четыре» еще имеет внутри остатки обычного мозга. В то же время, в отличие от стадий «один», «два» и «три», человеческий мозг в «четвертом» действует не сам по себе, а как бы сросся со своим механическим протезом. Опять же, это самое «сращивание» для самого сталтеха абсолютно бесполезно. Он никак не использует ни память, ни какие-то другие свойства биологического мыслительного устройства. Для сталтеха этот мозг просто какой-то паразит, который забирает часть энергии да еще и отвлекает на бессмысленное восстановление миллионы нанороботов. Со временем этот паразит отмирает, и сталтех становится истинным механоидом.

Фишка Кварода и заключалась в том, чтобы использовать этого самого «паразита». В той стадии, когда он уже чуточку ожил, но еще не умер по новой.

Ведь что есть по своей сути мозг? Это биологическая машина, цель которой повысить шансы выживания своего носителя. Эти шансы он повышает через познание окружающего мира. То есть предсказывание изменений в мире. Если мозг предсказывает изменения мира правильно — это «хороший» мозг. Если он предугадывает неправильно, то это «плохой» мозг, и его хозяин обречен. Но свои знания любой мозг извлекает из взаимодействия со средой.

А вот что происходит в сталтехе: механоид как часть Техноса действует сам по себе. Но внутри него помещен сложнейший биологический прибор для познания мира. Конечно, «прибор» этот сильно поврежден. Это надо учитывать. Но для дела это не имеет значения. Неважно и то, что остатки умирающего человеческого мозга никак не могут повлиять на поведение своего нового носителя. Ведь сталтеху совершенно все равно, чем там занимается этот «паразит» в новой, металлической черепушке. Но ведь и мозгу, по сути, тоже все равно, познает он реальность с толком или бессмысленно. Он — прибор для познания — и точка.

Среда вокруг мозга коренным образом изменилась. Страшно представить, в каком ужасе там, внутри, пребывает сознание. Если, конечно, сознание в этих остатках былого еще присутствует. Организм вокруг преобразуется во что-то металлическое. Это металлическое двигается, ходит по местности. Причем делает это само по себе. Человеческий «паразит» внутри — просто наблюдатель. Ведь в него поступают сигналы. Пусть уже не от глаз, а от их заменителей. Пусть не от ушей, а от каких-то датчиков. Сплошным потоком идут болевые импульсы от гниющих мышц, от разлагающихся органов. При обычной смерти такие сигналы не могли бы поступить, потому что нервы разрушились бы раньше. Но тут другой случай. Новые серебряные нервные волокна доносят сигналы даже лучше и быстрее, чем натуральные. И почти все это — сигналы боли. Наверное, если бы испытывающий такие муки мозг мог по своей воле умереть, он бы сделал такое незамедлительно. Но он не может. Копошащиеся в голове скорги снова и снова восстанавливают его функции. А сам он не способен распоряжаться своим руками, в которых порой наблюдается оружие. Как бы хорошо было поднести «импульсник» к виску. Но сделать такое «мозг-паразит» неспособен. И он умирает медленно и ужасно.

Но, как было уже сказано, это прибор для познания мира. И несмотря на боль и всё прочее, он пытается его познать. Он пытается понять, что случилось и как из этого выкрутиться. Но ведь к нему напрямую подключено кое-что невиданное доселе. Механоидное устройство управления телом. Кроме того, это механоидное устройство взаимодействует со средой Техноса.

Вот именно тут и нашла место центральная идея Кварода.

— Ведич, у нас проблемы, — доложил Глюк. — Посмотри развертку. Как тебе?

— Ага, вижу, — отозвался Ведич. — Прямиком сюда прут.

— Как думаешь, кто такие? — спросил Глюк.

— Нам без разницы, — скорбно ответствовал Ведич. — Хоть Орден, хоть вольные сталкеры. Даже если это егеря, то сомнительно, что они предупреждены о секретных полевых испытаниях лаборатории. Так что и с ними будут проблемы.

— Да уж, задачка, — вздохнул Глюк. — А наш подопечный, как назло, встал, будто соляной столб. Хоть бы тронул куда-то с тропы. Мне что, его за ручку вести?

— Идея смутная, — признал Ведич. — Но попробуй, чего еще делать-то?

— За ручку, что ли?! — опешил Глюк. — Там же скорги и…

— Да не «за ручку», конечно, — поправился Ведич. — Попробуй его выманить на себя. И вали куда подальше.

— Предупреждаю, времени у нас на подобные эксперименты немного, — отозвался Глюк.

— А я покуда обойду вас и займу позицию впереди, — сказал Ведич. — Эти неопознанные не будут разбираться. Сразу пришьют нашего Страшилку, и всё.