Допрос с пристрастием - Федор Березин

Появление металлосборочной промышленности в зонах было попросту неминуемым.

Однако танк — штуковина неразборная. Точнее, разобрать-то его можно. Но самые тяжелые части все равно представляют из себя цельности весом в десятки тонн. Да и вообще, создавать внутри Зоны еще и танковую промышленность стало бы окончательным идиотизмом. И значит, столь тяжелую технику оставалось только волочь. Вот именно этим сейчас и занималась команда «переправы».

Надо сказать, что поскольку танк Леона Азриэля был не первым в очереди, то расчеты уже несколько приноровились. По крайней мере, после переброски за Барьер первой боевой машины стало ясно, что задача вообще решаема. Видимо, так же когда-то рассуждали и строители египетских пирамид. «Эх, ухнем!» — сказали они по-древнеегипетски, когда сдвинули без всяких автокранов первую гранитную плиту. «И она сама пойдет!» — добавили они, когда двадцатитонная глыба легла на нижестоящую. А мы-то теперь, конечно же, чешем репу, думая, какие инопланетяне сумели так славно покуролесить в той пустыне около реки Нил?

Здесь и сейчас тоже пришлось обходиться без какой-либо помощи из космоса. Но благо израильское воинство, хоть и прибыло приблизительно из тех же мест, где было возведено первое чудо света, тем не менее рабовладельческий строй остался в глубоком прошлом. Так что танк двигали вперед не сгорбившиеся фигуры, погоняемые плетками. Все это делала техника. Но если наблюдать со стороны, то в происходящем процессе угадывалось что-то из времен рабовладения. Используемых для передвижки тягачей была целая кавалькада. Когда-то египетские пленные, построившись в цепочку, пропускали поверх плеча толстенную тягловую веревку и ногами в сандалиях со всей дури упирались в раскаленный от солнечного жара песок. Вот как раз в плане климата наблюдалась солидная нестыковочка. Вокруг, да и под гусеницами, лежал снег. Причем, опять же, не слишком обычный снег. Несмотря на то, что местами сугробы превосходили в росте не маленькую «Меркаву», снег тут был гораздо более плотный, совсем не такой воздушный, как в том месте, где танки начали проходить Барьер. Создавалось впечатление, что эта аномальная субстанция делала все от нее зависящее, чтобы отгородить Зону от окружающего мира. Тяжесть, это уж само собой. Но ведь увеличенное тяготение заставляло даже тучи опорожнять свои закрома обильнее всего именно здесь. Так что и снега по окружности локации выпадало больше, чем в ее центре. Наверное, специальными методами такую аномалию удалось бы наблюдать даже из космоса. Однако, как было уже сказано, никто из космоса танкистам сейчас не помогал.

В обычном мире мощный гусеничный тягач запросто пропер бы «Меркаву» через этот километр с чем-то. Но в условиях утроения тяжести все менялось. Теперь тягач, в свою очередь, оказывался неспособен сдвинуть с места даже самого себя. А куда там груз позади!

Некие теоретики предлагали протягивать технику лебедками. То есть, зацепив тросом с той стороны Барьера, сматывать барабан и таким образом «продевать» танк сквозь тройное тяготение. Понятное дело, что лебедок должно быть несколько, и сами машины, снабженные моторами, закреплены намертво. Однако, во-первых, никто не смог отыскать лебедок с длиной троса в километр. А во-вторых, вес самого троса внутри Барьера, в свою очередь, вырастал. То есть проблема таким образом не решалась. И поэтому то, что сейчас происходило, более всего напоминало книжку о приключениях Гулливера.

Самого путешественника изображал тяжелый, поправившийся до аномально тяжелого, танк «Меркава». А вот пони и лошадок лилипутов изображали из себя танковые тягачи. От израильской машины тянулась целая прядь тросов. Но и от каждого из тягачей тоже отходила своя собственная связка. Не исключено, что если бы не подвешенные в небе тучи, то вооруженный телескопом космонавт смог бы наблюдать с орбиты детскую сказочку наяву.

Но, в общем-то, проблема не разрешалась даже таким образом. Просто в самом конце длинных цепей действительно использовались машины с лебедками. Здесь удавалось разрешить «дурную бесконечность». Уж эти-то машины как раз избавлялись от необходимости двигать сами себя. Так что они помогали передовым тягачам преодолевать сотню метров. Затем «лебедочники» отцеплялись, в свою очередь, отодвигались назад, и вновь зацепляли тросы. Кстати, здесь появлялись свои «дурные бесконечности», ибо и лебедочные машины тоже, находясь внутри Барьера, не могли сдвинуть с места сами себя. Надо ли говорить, что только солдат в экзоскелетах, которые цепляли и расцепляли все эти крюковые механизмы, было две сотни человек. В общем, это оказалась еще та суета сует.

Так что в плане наличия тройного тяготения начальство могло радовать только одно. Если вдруг какой-то из тросов рвался, это не грозило окружающим практически ничем. Это в обычном мире лопнувший трос может в долю секунды наделать вокруг трагедий больше, чем описано на семи сотнях страниц «Преступления и наказания» Достоевского. Здесь же три «G» тут же прихлопывали эту взбесившуюся струну своей тяжелой лапой. Так что солдаты-стропальщики могли совершенно не опасаться насчет перерубленных позвоночников или расколотых черепушек.

А вот в какое количество валюты обошлась переправа танковой бригады государству Израиль, это был вопрос за семью печатями. Сколько нулей в выделенной на это сумме, наверное, не догадывались даже занятые в деле генералы. Такие вещи решались на более высоком уровне. Одно можно предположить наверняка. Операция преодоления Барьера обошлась нисколько не дешевле перевозки танков самолетами через полмира.

Так и не покинувший своего рабочего места Леон Азриэль все же не был космонавтом у телескопа международной космической станции. Потому он мог лишь представить, как выглядит происходящее вокруг муравьиное столпотворение людей и техники. Но ведь действительно! Кем могли предстать люди против этих циклопических сил? Именно муравьишками, да и то с очень большой натяжкой.

Подчиненный личный состав — всех ученых, начальников отделов, лаборантов-подносчиков и даже уборщиков помещений — следовало вдохновить на почетный труд. К черту выходные! Исключая, конечно, благородный праздник — День Закладки Ковчега. Во все остальное время труд и еще раз труд. Примерно с таким призывом обращается Кварод к Группе лабораторий. Спорить и возражать ему бесполезно. В Форте такое вообще не принято, а теперь к тому же все начинания командующего Группой поддержаны великим Хистером. Но Кварод делает упор не на личные связи.

— Господа ученые, — вещает он, — над Зоной нависла чудовищная опасность. Наша родина — Ковчег — на краю гибели. В Техносе что-то творится. В эволюции механоидов происходит скачок. Каждый день мы обнаруживаем новые и новые виды машинной жизни. Есть предположение, что темп мутаций среди меха-тварей нарастает. Ясно, что это грозит всему Пятизонью. Но, может быть, дело обстоит еще хуже. Не исключено, что Технос мутирует для того, чтобы создать виды, стойкие даже вне пределов Барьера. Понятно, что если такое случится, это грозит всей Земле. Причем не только людской цивилизации. Может погибнуть вся планетная биосфера. Конечно, это пока лишь гипотеза. Одна из страшных гипотез, которые ходят по Зоне давным-давно. Но ведь она не исключена, так? Наш Ковчег пропагандирует «зеленое» движение. Мы призваны гением Хистера спасти биосферу всего мира.