Дом на Дворцовой - Владимир Антонов

– Анна Михайловна, вы почему опять оставили дверь холодильника открытой? Мало того, что прокис ваш суп, так и наша с Аркадием Львовичем сметана прокисла тоже. И кто будет это нам теперь компенсировать? Не просите меня больше пять рублей до зарплаты. Мы с Аркашей вам больше давать не будем. Потому что вы всё равно их пропьёте. А потом перестанете закрывать дверь не только в холодильнике, но и вообще… В том числе и в туалете. Я вам по секрету скажу, что вы на унитазе – ещё то зрелище!..

После подобных высказываний соседки у Анны от обиды в крови начинали бродить дрожжи антисемитизма. С годами память портилась. Она забывала, что делала или, наоборот, не делала перед тем, как напилась. Питалась она просто: понедельник, вторник, среда – суп! Четверг, пятница, суббота – борщ! Воскресенье – разгрузочный день по причине, что деньги закончились вообще! Если в четверг она забывала или «не успевала» наварить кастрюлю жидкой еды, то уж в пятницу или субботу эту кастрюлю обязательно должны были сожрать её соседи жиды, иначе было не понятно: «Куда опять делся борщ?» Они же, жиды, нажигали слишком много света в коридоре и специально не закрывали форточку на кухне, чтобы выморозить квартиру. Как видите, основания не любить евреев у неё были серьёзные…

Тем временем проснулся Володя, и выяснилось, что вчера именно она забрала его из детского сада и привезла к себе. Теперь его надо было накормить завтраком. Так что всё равно надо идти на улицу. Она решила проверить наличие денег, открыла кошелёк и сразу поняла, почему так сильно болит голова. Денег в кошельке не было! Объяснить их отсутствие присутствием в квартире евреев? Нет! Как-то сомнительно! Вряд ли Циля Марковна проникла ночью в её комнату, открыв дверь отмычкой. Да и Софья Борисовна, как бы это выразить… Значит… Ну, да! – Вон пустая бутылка Московской под столом валяется.

«Интересно, а я им вчера погром устраивала?.. Наверное, устраивала. Чего гадать – надо действовать! Начну с Софии. Она не злопамятная, только сначала зубы почищу и причешусь немного», – Анна вышла в коридор на рекогносцировку с целью раздобыть немного денег.

Денег соседи дали, но немного. Впрочем:

«На бутылочку Жигулёвского хватит! На десяток яиц по восемь рублей хватит! На половинку круглого – тоже хватит. И даже на сто грамм докторской хватит. Тогда я бегу!.. Я побежала…».

Мысли дрожали так же, как и руки, сжимавшие двадцать пять рублей. Вернувшись из коридора в комнату, она пообещала племяннику конфетку и со словами:

– Я скоро! Ты пока одевайся, зубы почисти и садись за стол, – выскочила на лестничную площадку. И по ней вниз на набережную Канала Грибоедова.

Марина долго не догадывалась, насколько серьёзно была влюблена в зелёную рептилию крёстная её маленького сына. Иначе никогда бы его к ней не отпустила. Но когда Володя уже не в первый раз вернулся домой на автобусе один, она задумала навести ревизию. Для этого она выбрала время и поехала на Канал Грибоедова, где жила Анна. Звонок в квартиру раздался в самый разгар боевых действий. Анна в очередной раз пыталась выяснить, зачем представители богом избранного народа съели её кастрюлю супа, который она предположительно вчера сварила и оставила на плите. Увлечённая битвой, она не услышала звонка, поэтому дверь открыла соседка. Наша – из русских. Из кухни слышалось:

– …твою мать, я не для того в блокаду выжила, чтобы вы меня в мирное время голодом уморили. Где борщ? Опять сожрали? Сколько вы уже моего борща съели? Как в вас только влезает? У… жиды!

Марина пошла на голос и оказалась на кухне. Увидев её Анна растерялась и шмыгнула в туалет даже не включив свет. Щелкнула задвижка и в туалете всё затихло. На кухне, кроме Марины, находились обе соседки Анны. Третья выглядывала из коридора с любопытством рассматривая незнакомку.

– Здравствуйте, – сказала гостья. – Я жена брата Анны Михайловны, Марина Григорьевна. Что у вас тут происходит? Я ничего не поняла. Какой борщ вы у неё украли? Это что – правда? – на что женщины, перебивая друг друга, начали рассказывать о проделках своей соседки. Проделок было много. Хотя разнообразием они и не отличались. Марина извинилась за свою золовку и пообещала с ней серьёзно поговорить. Оставила номер Ларискиного телефона на всякий случай, если уж совсем невмоготу станет соседям от её хулиганства. Выйдя из кухни и по дороге к выходу из квартиры Марина остановилась около туалета:

– Не приезжай и не звони! Я Коле всё расскажу. Не думаю, что он захочет тебя видеть.

Больше Володю к его крёстной она никогда не отпускала. На этом закончились их ночные субботние праздники с Виталиком под предводительством Лады – богини любви древних славян – язычников. В Воскресенье Лариска иногда соглашалась посидеть с племянником и это было всё! Затем наступила весна 1957 года.

Из окна и с балкона дома десять по Дворцовой набережной Петропавловскую крепость было почти не видно. Промозглая погода вывесила между мостами над Невой полупрозрачную занавеску из таявшего на лету снега и тумана. То же самое происходило и внутри самого дома, где в одной из квартир обитала до времени одна из главных героинь нашего повествования – Марина. В доме, конечно, тумана не было. Туманным было ближайшее будущее обитательницы. Отношения с её возлюбленным Виталиком как вспышка достигли своего апогея в самую первую их встречу и в дальнейшем развитии уже не нуждались. Они искренне любили друг друга и хотели быть вместе. Но жизнь, которую вёл Виталий, не предусматривала большого пространства для его возлюбленной. Пространство было ограниченным. Ей в этом ограниченном пространстве отводилось место любовницы, но не жены и даже не попутчицы. Это Марину не устраивало. По своей сути она была максималисткой, впрочем, как и все Чубарины. Её требования всегда сводились к дилемме: «Всё или ничего!». Это касалось не только Виталика. Николай, проживший с ней почти восемь лет, знал это, потому что не раз оказывался в самом центре событий, из которых и возникала дилемма. Вот и сейчас причиной сумрачно – туманного настроения Марины был именно он – её муж Николай. Точнее, даже не он лично. От него теперь мало что зависело. Ситуация с их браком – вот что витало в воздухе уже давно! И давило на её хрупкие плечи всей тяжестью вселенной, не давая передышки. Брак и в самом деле готов был распасться в тот момент, как только Виталик скажет:

– Я хочу, чтобы ты стала моей женой!

Но Виталик молчал. А через четыре дня в Кувшинку должна будет вернуться с ходовых испытаний «Пурга». И что тогда? Опять устраивать домашний театр двух актёров и разыгрывать трагикомедию под названием:

«А разве что-нибудь случилось?».

– Нет! – Я не могу так больше издеваться над Колей. Он этого не заслужил. Не заслужил! – решение, наконец, пришло: – Я своё отмучилась. Теперь ты, дорогой мой Виталик, помучайся! Подумай, что тебе в жизни важнее. Я или твой мячик?.. Опять я про мячик. А ведь обещала больше про него не вспоминать и не говорить. Тогда не мячик. Тогда твоё спортивное общество «Нева». Чтоб оно утонуло вместе с твоим старшим тренером. И фамилия у него тоже дурацкая. Базюк! Как его с такой фамилией за границу выпускают? Я бы не пустила. И тебя, Виталичек, не пустила бы. Сидел бы дома, ходил на работу, а зарплату мне приносил. Чтобы я до копейки её тратила. Я бы посмотрела, как бы ты запел без своего любимого Метрополя. – Марина разошлась от злости и неразрешимости ситуации не на шутку. Потом перестала злиться, выдохнула: