Бабье лето медвежатника - Енэ Рейтэ

Занимался рассвет, вдали показались окраины Филиппона.

– Первым делом ты должен поговорить с народом!

– Помилуйте, первым делом я должен выспаться!

– Верно…

В городе царила тишина, по улицам расхаживали вооруженные патрули. Завидя Пенкрофта, люди приветственно махали шляпами.

– Вечером созовем народ на площадь.

– Очень хорошо! А до тех пор дайте мне поспать.

– Спи спокойно, мы будем охранять тебя!

– А вот это уже лишнее.

Пенкрофт поспешил в дом. Всюду было тихо, лишь на первом этаже из-под двери в комнату Штербинского просачивался свет. Едва слышный шорох. Дверь чуть приоткрыта… Пенкрофт решил заглянуть к старому приятелю и, чтобы тот не дулся, назвать его по имени: Эдуардом. Вдруг сработает? Такое ему уже не раз удавалось: выпалишь слово наугад и стронешь лавину. Глядишь, и с Эдуардом повезет. Хотя отчего бы старику не зваться, например, Тихомиром? Ну ладно, нам без разницы… Пенкрофт постучал в дверь и вошел.

Час от часу не легче!

Старик – кто бы он ни был, Эдуард или Тихомир – со следами побоев и с кляпом во рту сидел на стуле, связанный и лишенный возможности шевельнуться.

Пенкрофт поспешно развязал веревки, сбрызнул старика холодной водой и постепенно привел в чувство.

– Ох!.. Я уж не думал… что останусь… в живых, – простонал Штербинский.

– Да что хоть стряслось-то?

– И вы еще спрашиваете?… Будто сами не знаете!

– Знаю. Но хотелось бы услышать от вас.

– Заявился Бернс, весь избитый…

Ага, шишка на голове, свороченная челюсть.

– Результат врачебного вмешательства. Поехали дальше.

– Набросился на меня как бешеный, связал и давай требовать невесть что. Якобы вы ему сказали, что у меня хранится… в связи с несчастным Эрвином… какая-то доска…

Досье! Он, Пенкрофт, наплел Бернсу что-то насчет смерти Эрвина, а этот олух вообразил, будто разгадка тайны у старика Штербинского.

– Что было потом?

– Сударь, я знаю, чем обязан этому дому! Поэтому я ответил: да, мне, мол, все известно, но ему я ничего не скажу. Если вы хотели отвести от себя подозрение и сослались на меня, вам видней. А я вас не выдам. Он меня бил, душил, грозился по-страшному, а я смеялся ему в лицо.

– Продолжайте!

– Потом он услышал конский топот и сбежал. Но перед тем, как сбежать, еще раз ударил меня по голове. Вызовите врача!

– Совершенно излишне. Удар по голове вполне профессиональный, самому доктору не справиться лучше.

Доктор действительно оказался без надобности. К голове приложили мокрое полотенце, и старик отправился на боковую.

– Пожалуй, я тоже посплю, а к вам на это время приставлю охрану. Вы очень благородно поступили, выгородив меня. Даже не представляете, как это здорово!

– Сударь, не считайте меня дураком!

– Кем бы я вас ни считал, вы молодец.

Оставив слугу дежурить при раненом, Пенкрофт направился к себе. Конечно, самое милое дело распахнуть внезапно дверь и палить из обоих револьверов, пока не затихнет навеки тот, кто там затаился. Но тогда пострадает вся обстановка, и Банни расстроится. Поэтому он тихонько приоткрыл дверь и просунул сперва револьвер, а потом голову. Все как и прежде: на стене портрет Эрвина, на стеллаже скрипичный футляр.

Пенкрофт вошел и замер на месте. Теперь его врасплох не застанешь. Прислушаемся-ка! Ничего подозрительного. Та-ак, заглянем под кровать. Он достал второй револьвер и присел на корточки. Под кроватью все спокойно, только какая-то козявка уползла в смятении, должно быть, испугалась двух револьверов. Теперь быстро дверь на ключ, окно на задвижку, оба револьвера нацелены на шкаф.

Малейший шорох, и пиф-паф, десяток пуль продырявят шкаф.

Но в шкафу ни малейшего шороха, только легкий храп.

Что-что? Вот именно, в шкафу кто-то отчетливо всхрапнул. Наемный убийца, совесть которого настолько чиста, а душа спокойна, что он может позволить себе роскошь соснуть в засаде. Не станем тревожить его сон, пристрелим, и вся недолга. Потом хлебнем спиртного, закусим колбаской и сами зададим храповицкого. Ни в какие беседы вступать со злоумышленником не будем, хватит, наговорились: одно необдуманное слово, и в Штатах объявят всеобщую мобилизацию, чтобы пойти войной на Южную Америку! Как выразился доктор, жребий брошен, – значит, ложись на него, как на подстилку, и отдыхай.

Пенкрофт запер шкаф на ключ и постучал.

– Привет вам, Вандрамас, Прентин, Монтагезза, окаянный Бернс или хоть самолично император Максимилиан! У меня в руках два револьвера!

Послышался какой-то щелчок. Должно быть, старомодный пистолет, где перед выстрелом взводят курок.

– Не вздумайте стрелять вслепую!

– Кто говорит?

– Вальтер… А вы кто такой?… – растерянно спросил он. – Я открою дверцу, а вы поднимите руки и выходите.

Из шкафа вышел миниатюрный ковбой. Сущий ребенок!

– Я Дик Стивенсон.

Хорошо хоть успел вовремя представиться!

На вид мальчонке было самое большее лет двенадцать. Он медленно снял палец с курка и опустил руку. Затем сунул в кобуру свой старинный двуствольный пистолет. Мальчуган был очень хорош собой – голубоглазый, с живыми чертами лица. В своем огромном сомбреро он был похож на гигантский оживший гриб из мультфильма.

– Если бы вы не назвали себя, я бы мигом вас уложил!

– В таком случае радуюсь своей удаче, мистер Стивенсон, – учтиво ответил Пенкрофт, которому мальчонка нравился все больше. – Хотя, если вы прячетесь в чужом шкафу, а хозяин не спешит вам представиться, это еще не причина, чтобы приканчивать его.

– Я в этих церемониях не разбираюсь, – пожал плечами мальчик и большим пальцем, на манер взрослых ковбоев, сдвинул со лба сомбреро. Заложил руки в карманы и принялся расхаживать по комнате. Кожаные штаны с бахромой, мягкие замшевые полусапожки, расшитая куртка с золочеными пуговицами на манжетах, клетчатая рубашка с желтым галстуком… словом, образцовый ковбой. – Только не думайте, будто бы я так уж рисковал. Я проделал дырочку в шкафу и целился вам прямо в голову. Вы меня не видели, сеньор, а сами были у меня под прицелом.

Потрясенный Пенкрофт бросился к шкафу: действительно, в дверце виднелся глазок. Стыд и позор, ведь мальчишка запросто мог его ухлопать!

– Спасибо, что сжалились надо мной, сеньор Стивенсон!

– Какой смысл убивать попусту? Это не я придумал, один мой приятель так говорит, он контрабандой промышляет, текилу провозит в Мексику. По-моему, здорово сказано, правда ведь?