Война под терриконами. Донецкий сборник - Булат Арсал

нырнуть в сторону взрыва. Тогда осколки мимо пролетят. Усёк, салага?

– И такое бывает?

– Да, только так и бывает, – поддержал разговор уже окончательно проснувшийся Коля.

– Часто?

– Чаще некуда, – не давал расслабиться уже напряжённому не на шутку Ильдару старый солдат.

– Почему раньше не выкопали? Мы же не первые? – удивил напарников своим справедливым любопытством юноша.

– Так тебя ждали. У нас кто до сих пор в дозор постоянно ходил? Или наводчики, или заряжающие. Копать времени нет. Чуть что, сразу в самоходки бежим, а тут никого. Вот теперь у нас ты появился как постоянный и профессиональный дозорный. Мы в бою хоть и за слабой, но бронёй. Погибать вместе с экипажем придётся. Такая, брат, планида. А кто вместо нас оборону на этом плацдарме держать останется? Как ни крути, земляк, здесь наш последний рубеж, и держать его тебе, – закончил Седой цепь логических рассуждений и вручил салаге лопатку.

– А позади – Москва, – глубоко вдохнув, торжественно пробасил Коля-Коля, и это произвело на Ильдара ударное впечатление…

Ближе к вечеру окоп был углублён на полметра, а по двум широким его сторонам старики плотно застилали траву под удобную лёжку в широких «лисьих норах».

Возвращаясь с поста под свет тех же фонариков, Седой неожиданно вслух произнёс когда-то прочитанные слова Аристотеля:

– Страх заставляет даже дураков размышлять.

– Он ещё заставляет их много работать, – справедливо заключил Николай Николаевич, неожиданно поразив логичным продолжением мысли древнегреческого философа.

* * *

А дальше была война. Ночью работа по целям. Днём разгрузка нового боекомплекта, загрузка ящиков с пустыми гильзами. Артиллеристы богами войны бывают реже, чем обыкновенными грузчиками, как и десантура-орлами не чаще, чем ломовыми лошадьми на марш-бросках. Такова суровая правда армейской службы, а на войне эта правда приобретает куда более мрачные и пасмурные образы.

Мы, в отличие от наших героических дедов и прадедов, после Дебальцево никуда не наступали, не брали города и не освобождали страны. От ротации к ротации, меняя места вдоль фронта и ведя изнурительную артиллерийскую стрельбу, мы перекидываем мины, снаряды, гранаты уже третий год подряд на сторону противника, получая ответные «приветствия» из точно такого же оружия. Периодически то тут, то там появляются диверсионно-разведывательные группы, разряжая ежедневную монотонную цикличность тревожной интригой и ощущением близкой опасности, исходящей от невидимого врага. Но если у большинства бойцов опасливость и настороженность со временем притупляются, то нашему юному неутомимому защитнику Отечества даже через два месяца пребывания в дозорах враги, шпионы, «укропы» и диверсанты мерещились стабильно, устойчиво и систематически. Несмотря на то что рядом с тобой на посту «Зоркий Сокол», поводов для расслабления это не давало. Вот почему для Ильдара долго действовало особое правило: пустой магазин от греха подальше.

Мы понимали, что поступаем не всегда и не совсем педагогично, поэтому старались загружать ответственностью там, где оружие было не нужно, если не считать таковым кухонный нож на чистке картофеля. Когда же его «лисьи норы» на первом посту похвалил командир артдивизиона, то комбат объявил благодарность молодцу перед строем и заодно доверил выполнение ответственного, «особо важного задания»-рытьё по образу и подобию таких же нор на остальных трёх постах. Приказ, на радость остальным бойцам, был выполнен не только оперативно, но и с лучшим качеством. Ответственность – странная штука. С одной стороны, мы её боимся, а с другой стороны, именно благодаря ей завоёвываем уважение. Так и произошло в нашем чисто мужском коллективе. Чувство ответственности не присуще унылой посредственности, поэтому на Ильдара вскоре стали смотреть не как на природную оказию, а как на вполне адекватную личность. Парень изменения в отношении к себе почувствовал, не обижался на пустой магазин в автомате и с ещё большей серьёзной обязательностью принимался за любое поручение, постепенно утверждаясь в своём персональном и важном месте в общем строю. Ни апломба, ни гордыни в нём не было, но самооценка повысилась, и ему захотелось, как и всем окружавшим его мужчинам, обладать собственным позывным.

* * *

Позывной на войне – не совсем то, что кличка за колючей проволокой. Хотя пришедшие на неё бывшие сидельцы воровские имена продолжают использовать в качестве позывных. Корни фронтовых имён разные, и нет никакой закономерности в их присвоении, как, скажем, у североамериканских индейцев, связанных с тотемными животными, растениями или явлениями природы. Иногда позывной дают бойцы в знак уважения к опыту или возрасту, как, скажем, Батя, Дед, Седой. Корень фамилии, особая примета, привычка или просто фантазия бойца могут стать вторым именем и, как водится, врезаются в память сослуживцев глубоко и навсегда, чего не скажешь о паспортных фамилиях и именах, которые бывает непривычно слышать от однополчан при встрече на гражданке.

Ильдар подошёл к этому вопросу основательно, будто он потомок Чингачгука или языческий ревнитель австралийских аборигенов. Совет Седого был прост:

– Как корабль назовёшь, с такими именем он и потонет.

– Я хочу быть быстрым и таким резким, чтобы осколки не достали, и врагов всех поймать, – мечтательно глядя в неведомую даль, философски произнёс юноша.

– Ага. И чтоб резче всех, задрав портки, до Ростова драпать, когда «укропы» попрут, – съехидничал Коля-Коля, выбросив два кубика нард и делая Седому ответный ход.

Ильдар не обиделся или не показал виду, но тут же раскрыл свой блокнот, где корявым подчерком и с хромой орфографией было выведено карандашом несколько потенциальных прозвищ будущего «вождя краснокожих». Беглого взгляда хватило, чтобы понять: полёт творческой причуды не пошёл дальше импровизации слова «ветер» – шторм, буря, вихрь, смерч, ураган, шквал, вьюга…

– Ты где столько синонимов набрался? – с удивлением поинтересовался Седой, не поверив в такой широкий словарный запас Ильдара.

Оказалось, что тот уже пару дней активно пополнял свой скудный лексический багаж, расспрашивая батарейцев.

– Да какой ты ураган, мать твою? Ты сквозняк из форточки, – не переставал подшпиливать Николай, потрясывая плечами от внутреннего смеха.

– Может, я буду Смерч? – весьма серьёзно вставил парень, совершенно не обращая внимания на шутки со стороны старого солдата.

– Свист ты из жопы во время поноса, а не смерч! – выдал Коля-Коля, и по грохнувшему залпом хохоту они вдруг поняли, что за игрой в нарды не заметили, как их разговор уже давно и внимательно слушает человек десять бойцов.

Суровые парни – суровый юмор, и к нему трудно привыкнуть сразу.

– Давайте его Бураном будем кликать, – спохватился кто-то после того, как угомонился гогот.

– Ты собакам будешь клички раздавать, – справедливо заступился за почти обиженного Ильдара Серёга с позывным Белый, который он получил лет семь назад, до общего режима на «малолетке». – Да и есть у нас уже один блохастый Буран