Черные маски - Виталий Егоров

– А как ты предупреждал банду, если над ними нависала угроза быть пойманными?

– У них имеются несколько милицейских раций. В случае тревоги я вызывал заранее оговоренный позывной, это было знаком, что пора сворачиваться.

– А почему не прихлопнули адрес на Чайковского, где ты видел кучу денег?

– А откуда вы это знаете?! – удивленно вскинул голову Никандров. – Ладно, расскажу, только не для протокола. После последнего «палева» банды, когда замелькала черная «Волга» и рация, я понял, что их конец близок, и твердо решил порвать с ними. Но просто так от них уже не отделаться, поэтому решился перевестись в Нерюнгри, переждать там какое-то время. Узнав о том, что я собираюсь переводиться, Петров наехал на меня, угрожал расправиться, требовал выплатить откупные за выход из банды. Я не стал ему говорить о тех деньгах, которые я видел на Чайковского, а решил перед отъездом в Нерюнгри сам обчистить эту квартиру…

– Ты что, создал вторую банду?! – удивился Тимур откровению предателя.

– Нет, я хотел подговорить Сергеева, чтобы только вдвоем напасть на эту квартиру. Хозяин там живет один, большого труда не составило бы…

– А если бы Петров узнал?

– Не узнал бы, мало ли грабителей в городе. Сергеев был недоволен Петровым, что ему с награбленного достается мало, хотел отойти от него, создать свою группировку. А еще, так же как и я, хотел перевестись в Нерюнгри.

– А-а, вы собирались сколотить банду и самим грабить уже нерюнгринских фраеров? Молодцы, широко мыслите! А сегодняшний разбой? Ты предупреждал их?

– А что, разве сегодня был разбой? По сводке нет такого преступления.

– Был такой разбой, одного даже покусала собака.

– Значит, они меня не уведомили. А после того случая, когда во время налета замелькала рация, я сказал, что связь по рации пока прекращаем – слишком опасно. И на «Волге» я запретил им ездить, потребовал ее продать и купить другую тачку… Видимо, Петров, узнав о моем переводе, перестал мне верить, потому и не предупредил. А может, не захотел делиться… А кого именно покусала собака? Вы их всех там задержали?

– Вот когда всех задержим, узнаем, кого там разодрала собака.

– Вы что, никого еще не задержали?! – Никандров был в шоке, близком к обмороку. – Откуда тогда все знаете?!

– Как откуда? Ты и навел нас на своих бандитов.

– Все, конец мне! Вся жизнь насмарку! – схватившись за голову, простонал Никандров.

Определив его в изолятор, Тимур вернулся в управление. Сняв засаду с Чайковского, собрал всех оперативников и ждал сигнала от Царева о появлении банды в клубе. Оперативник позвонил ближе к четырем и сообщил, что банда в количестве восьми человек на месте.

«А где же девятый, неужели собака его так сильно покусала? – подумал Тимур, прежде чем отдать команду о захвате преступников. – Ничего, дома его задержим».

Через полчаса все было закончено. Бандиты были уложены на пол клуба «Олимп», а затем растасканы по городским отделам милиции, где начались их допросы. Искусанного собакой бандита взяли дома. Константин оказался прав в том, что милиционеры быстро расколются: восемь членов банды признались в содеянном и дали согласие сотрудничать со следствием. Держался только Петров, отрицая все обвинения против себя.

Ночью Тимур пришел в отдел, где тот находился.

Зайдя в кабинет, где велся допрос, он подошел к следователю, заглянул в чистый лист протокола допроса и спросил:

– Что, в полном отказе?

– Абсолютно! – кивнул головой следователь. – Не хочет сотрудничать со следствием, упертый товарищ. Что ж, будем проводить очные ставки. Не понимает своего положения, ему грозит высшая мера, а он решил сыграть в молчанку. Это вряд ли его спасет.

– Вы ненадолго оставьте нас двоих в кабинете, – попросил Тимур следователя. – Я хочу с ним переговорить один на один. В соседнем кабинете ребята пьют чай, присоединитесь к ним, а я мигом.

Когда следователь покинул кабинет, он обратился к задержанному:

– Алексей, из десятерых членов банды девять уже дают показания. Изъяты вещи потерпевших, часть денег, оружие, золото. Как ты собираешься дальше отрицать все это? По «несознанке» дадут максимальный срок либо лоб зеленкой намажут: за вами труп, статья-то расстрельная. Тут надо быть погибче, осознать свою вину, раскаяться, это же учтется в суде. А как ты представляешь суд? Девять человек признаются во всем, просят снисхождения, а ты один в отказе. Судья, думаешь, будет сомневаться, что ты совершил преступление? Нет, он назло всем даст тебе по самому максимуму. А максимум – это расстрел.

– Я не баран какой-то упертый, как хотят меня тут представить, – наконец заговорил задержанный. – Меня одно коробит: как эти люди, мои так называемые подельники, так легко забыли наше братство, клятву верности и сейчас топят друг друга, чтобы заслужить какое-то снисхождение. Надо быть достойным, ведь мы же бедных не трогали, грабили богатых, которые разворовали всю страну, довели до нищеты народ. Для них одним миллионом больше, одним меньше – разницы нет…

– А ты, Алексей, не пытайся подогнать под свои преступления идейную подоплеку, – остановил его Тимур на полуслове, – всеми вами двигало банальное желание разбогатеть и стать теми же богачами, которых ты так сейчас ненавидишь. Кстати, с одного разбоя вам достались деньги, которые несколько лет копили родители для лечения своего ребенка. Отбрось все эти выкрутасы и всякие идеи, будь попроще.

– Ладно, отсидим свое, не пропадем, – горделиво посмотрел на Тимура Петров. – Ты же тоже посидел, и ничего.

– Да, посидел, – спокойно ответил ему Тимур. – Но есть одна маленькая разница между нами: ты сейчас сядешь за то, что хотел разбогатеть неправедным путем, а я сидел за то, чтобы такие, как ты, не обогащались за счет других. Вот в этом моя философия жизни.

Прошла уже неделя после ликвидации банды. Однажды в кабинет заглянул Царев. Тимур встретил его с радостью и, похлопывая по плечу, спросил:

– Вышел на работу?

– Нет, Тимур Иванович, пока нет. Хотел с вами посоветоваться.

– Хочешь к нам переводиться? Я с удовольствием возьму.

– Я хочу уволиться из милиции.

– А что так?

– Мокрецкий уезжает из Якутии, меня хочет оставить директором клуба, зарплату обещал хорошую. А то сутками крутишься, домой копейки приносишь, детей кормить нечем.

– А у тебя их сколько?

– Трое, мал мала меньше.

– Такой молодой, а уже трое! – восхитился Тимур. – Когда успел настрогать?

– Ночью, конечно, – улыбнулся опер. – Днем меня дома не бывает.

– Ладно, решай сам, я тебя отговаривать не стану: детей-то кормить надо. А так будем поддерживать отношения, заходи, для тебя наши двери всегда открыты.