Наследство Крэгхолда - Эдвина Нун

Питер Каулз то и дело посматривал на вход в пещеру; уголки его губ скривила дьявольская улыбка, при этом они шевелились и дергались так, что, казалось, он разговаривает сам с собой. Очевидно, он опасался возвращения Гая Вормсби и был готов предотвратить попытку спасти Энн. Энн закрыла глаза, и все внутри ее сжалось. Сердце сковало льдом. Тщетно отбивалась она от этой жестокой женщины, толкавшей ее к смерти.

Серое небо и зияющая пустота, казалось, заполнили весь мир. Кэтрин Каулз все толкала, толкала Энн к краю Смерти, и в какое-то мгновение на этой грани, тянувшееся очень долго, оба их тела раскачивались и изгибались в неистовой борьбе, исходом которой могло быть либо спасение, либо конец. Питер Каулз тихо и злобно рычал, размахивая пистолетом:

— Ну давай… толкай ее… не будешь же ты целый день…

Собравшись с силами для последнего удара и вложив в него всю массу своего тела, Кэтрин Каулз толкнула Энн, отбросив ее вперед, и она, размахивая руками, полетела вниз…

Чтобы увезти с собой Хильду Уорнсдорф, пастору Подии и его помощникам пришлось привести ее в бессознательное состояние. Для этого один из братьев — падший ангел по имени Уолтерс — ударил девушку резиновой дубинкой по голове, и она упала на пол холла Крэгхолд-Хаус, словно молодое деревце, срубленное весной. Все остальное было довольно просто: быстро, без единого слова шестеро мужчин вынесли ее из гостиницы, где их ждала повозка без бортов, запряженная двумя лошадьми, терпеливо топтавшимися на твердой земле. На повозке лежал длинный ящик — неподвижное тело Хильды Уорнсдорф прекрасно в него уместилось. Затем все шестеро, в одинаковых рясах, штанах, шляпах и с одинаковыми бородами, тоже заняли свои места. Уолтерс сел на место кучера, взяв в руки поводья, а пастор Подни сел рядом с ним на переднее сиденье. Самым замечательным в похищении Хильды была полная беспечность пастора, которого, похоже, совершенно не беспокоило, что его могут заметить или помешать. Несмотря на то что все это происходило средь бела дня, обошлось без сучка без задоринки. Казалось, что какое-то внутреннее чутье подсказало пастору: девушка будет в гостинице одна, потому что Картрет уедет, Вентворт — вообще не проблема, а все постояльцы отправятся в какую-то экспедицию. Правда, пришлось все же перерезать телефонную линию. Ранним утром это сделал один из прислужников пастора. Вот почему Уилтон Максвелл так и не дозвонился до своего клиента Гая Вормсби и мисс Адамс пришлось отправлять телеграмму по «Вестерн юнион».

Такая полная уверенность была вполне обычна для пастора Подни. Эта мудрость и дерзость, а также вера в священность дьявола и позволили пастору занять его высокое место в братстве Леса гоблинов. На Уолтерса и других его помощников производили огромное впечатление действенность и плодотворность любых предпринимаемых пастором проектов.

Похищение Хильды Уорнсдорф казалось воплощением безграничной власти сил тьмы, заставлявших весь Крэгмур трепетать от страха при упоминании имени Подни.

Он был человеком, с которым необходимо считаться, а также оказывать ему всяческое уважение и внимание.

Уолтерс медленно и осторожно направлял повозку с братьями и Хильдой Уорнсдорф по твердой утрамбованной земле. Вдалеке виднелись высокие, окутанные дымкой вершины Шанокинских гор. Пастор Подни сидел словно статуя, положив руки на колени и неподвижно глядя прямо перед собой на дорогу.

— Я все думаю о сегодняшней ночи, пастор, — почтительно проговорил Уолтерс. — Я впервые буду свидетелем этого обряда.

— Да, брат Уолтерс, сегодня вечером. Ты собственными глазами увидишь все великолепие этого ритуала. Овечка будет забита для ее Бога.

Уолтерс беспокойно зашевелился, затем, решительно прокашлявшись, сказал:

— Пастор, я хочу исповедаться.

— Исповедуйся, сын мой. Это — благо для души.

— Я с вожделением смотрел на эту юную девушку — вы же знаете, что после смерти моей Мэри год назад я был очень одинок. Но теперь я избавился от похоти и скажу «аллилуйя» вместе со всеми, когда ваш нож вонзится в нее. Я понимаю, что это необходимо.

Не отводя взгляда от дороги, пастор Подии ответил ему:

— Ты поступил хорошо, брат Уолтерс. Мои дух и сердце принимают тебя. Ты видел тьму и хорошо знаешь, что это такое.

— Благодарю вас, пастор.

— Ты полагаешь, брат мой, — слегка насмешливо произнес пастор Подни, — я без умысла послал именно тебя свалить эту девушку? Кому же я дал резиновую дубинку? А теперь подумай, и поймешь, что я действительно всегда все вижу.

Уолтерс вздрогнул; глаза его были полны удивления и страха. И вправду: значит, пастор давно обо всем знал и подозревал…

— Пастор, вы знаете все. Я преклоняюсь и трепещу перед вами.

— Да будет так. Поезжай, брат мой.

Подчиняясь приказу пастора, Уолтерс дернул за поводья и покачал головой: правду говорили о пасторе, все правда — до последней пуговицы на сутане. Удивительный человек! Просто чудо какое-то! Он и думать не хотел о том, каким могло быть его наказание, если бы он смалодушничал в тот момент, когда надо было ударить дубинкой и тащить Хильду, пытавшуюся сбежать от братьев. Сам Люцифер водил его рукой!

А вернее, пастор Подни.

Крэгмурский колдун.

Брат самого Сатаны.

Уолтерс больше не произнес ни слова и, теребя поводья, погрузился в свои темные мысли, а рядом с ним восседала торжественно-молчаливая сухощавая фигура пастора, угрюмо смотревшего в сторону Леса гоблинов.

На фоне бескрайнего неба вздымалась серая громада Ведьминых пещер. Она казалась чем-то нереальным. Солнце по-прежнему освещало землю бледно-янтарными лучами.

В свете дня окрестности Крэгмура казались такими мирными и спокойными.

Гай Вормсби все дальше и дальше уходил в глубь Ведьминых пещер. С помощью своего фонаря он своими глазами мог заглянуть назад, в Прошлое — время, когда гоблины, демоны и разные идолы завладевали сердцами людей, толкая их на преступления, на непристойные и нечестивые поступки. Чем больше он узнавал и понимал, тем тяжелее становилось у него на сердце, несмотря на ошеломляющее великолепие этих памятников древней культуры и археологических находок, которые могли бы стать настоящим пиром человеческого разума. При других обстоятельствах его охватили бы ликование и энтузиазм. Но, несмотря на все старания, он не мог избавиться от неприятных мыслей. И всему виной — та нелепая сцепа с Кэтрин и Питером, за которой последовала не менее нелепая ссора с юной леди из Бостона. Так же глупо он себя повел: поддался насмешкам Питера и сам не заметил, как объявил на весь мир, что отдает предпочтение Энн Фэннер.

Черт бы их побрал, этих женщин. Особенно тех, что вынуждают по-новому взглянуть на себя самого.

Гай Вормсби снова выругался и, продолжая недовольно ворчать, направился к выходу. А ведь здесь действительно оказалась целая сеть пещер, разумеется более мелких, находившихся за пределами главного круга в центральной части, о чем он и говорил Питеру Каулзу. И в каждой пещере было еще больше костей и древних инструментов — дубинок и цепов, на которых еще сохранились полоски кожи, скрепляющие деревянные части. Там были сосуды для питья, каменные топоры грубой работы. И все это — настоящее открытие, интересное и волнующее.