Золотое пепелище - Валерий Георгиевич Шарапов

– Визуальный осмотр…

– Удобно иметь подчиненных с рентгеновским зрением. Дальше.

– Телефон был установлен в квартире Якова Шаркози.

Вопреки ожиданиям, полковник не удивился, не ухватился за версию, и огонька энтузиазма в глазах не загорелось.

– Что ж, возможно, они были связаны: насколько я помню, он редкий был тряпичник. И что?

– Хотя бы то, что при обыске у него не нашли всех тех сокровищ, о которых – помните? – докладывали осведомленные люди, – пояснил Генка. – Может, он их, чуя арест, передал Каяшевой, а потом она, например, отказалась отдавать… ну и произошло убийство.

– Домыслы, сплошные домыслы, – снова прервал полковник. – Воображение – вещь хорошая, но опираться надо на факты. Намечтать много что можно, причем не в ту сторону. Или хочешь к Шаркози сгонять?

– Не особо.

– Согласен, хорошего мало, да и не Ялта, колония Таежлага. К тому ж, принимая во внимание удаленность, ну и все остальное, вряд ли он способен кого-то на что-то организовать. Хотя, конечно… так, момент. Почему номер телефона Шаркози вдруг на «В»?

Генка объяснил и предположил:

– Может, шифровался?

– Или домработница, или связник, – Филатов с сомнением потер подбородок, – надо ли выискивать эту Валю? Или этого Валю. Так. Давайте по остаточному принципу: лучше выбирать объекты, в отношении которых есть больше оснований полагать, что они имеют отношение к делу. Согласен?

– В таком случае мы все отработали? – невинно улыбаясь, спросил Гоманов. – Можем двигаться дальше?

– Двигайтесь, но не дальше, а к Дементьеву под начало, – хмыкнув, распорядился Филатов. – Рановато вам еще самостоятельно направления выбирать. – И, чтобы смягчить пинок, пояснил: – А то вкусы у вас изысканные – то вам в Ялту, то к цыганам, эдак вы весь лимит командировочных выберете.

Пошутил и отпустил.

– …Можно подумать, так уж хотелось, – ворчал Генка, – сплю и вижу, как бы самостоятельно шишки набивать.

Чередников отмалчивался. Во-первых, прекрасно все было видно: обидно Гоманову, за пятку с неба стянули. Во-вторых, снова занудила в голове шальная мыслишка о небольшом и именно самостоятельном оперативном мероприятии. Тут еще кстати вспомнился шуточный мамин рассказ о визите того самого зеленоградского баро. Заявился он с нижайшей просьбой в кабинет мамы обточить вполне здоровые резцы под золотые «воротца», чтобы фиксами сверкать.

Дементьев, оглядев увядшую, вялую молодежь, сперва осведомился, удалось ли поспать в поезде, далее выдал распоряжение:

– Позвоните, детки, в дом моделей на Кузнецкий, и если Оралова вернулась из своих Парижей…

– Будапештов, – поправил Саша, – это у Каяшевой Париж, у Ораловой – Будапешт.

– Одна клюква. Если вернулась, то сгоняйте туда.

– Есть провести допрос, – козырнул Генка и тотчас получил по сусалам.

– Не допрос. Поговорите с человеком по-людски, чтобы не запиралась. Постарайтесь выяснить отношение к Каяшевой: не исключено, что многое прояснится. Гоманов! Если возникнет подозрение на хозяйственные махинации – разговор закруглить, явиться и доложить. Гена, понял? В хозяйственное не лезть!

– Так точно.

– После Ораловой доложитесь и можете отправляться почивать. Выполнять.

На Кузнецком сообщили, что Лия Аркадьевна Оралова вернулась, но сегодня работает на дому, так что если товарищи желают, то могут сами позвонить и договориться о встрече. Так и сделали, и художница после некоторых колебаний согласилась:

– Трубная двадцать три, квартира пять. Ожидаю вас.

Дом был старенький, побитый жизнью, в подъезде густо пахло керосином и мышами, но за дверью художника Ораловой поджидал небольшой музей изящных искусств.

– Прошу садиться, – хозяйка, худощавая блондинка, очень прямая, с втянутыми щеками, указала на стулья, небрежно сбросила на красивый диван ворох блестящих журналов, какие-то карандашные наброски.

Обитала художница в небольшой, но славной комнатке, обставленной весьма пышно: японские ширмы, трюмо, пушистый ковер на полу. Невиданная сиамская кошка, презрительно фыркнув, влезла на коленки к Чередникову, совершенно не заботясь о том, согласен он на это или нет. Оралова вздохнула и призналась:

– Я слышала о несчастье. И, положа руку на сердце, теперь мне уже стыдно, что ссорились. Оно того не стоило, а Ирочка была очень талантливая. Глупая, молодая, но чертовски одаренная…

– Лия Аркадьевна, нам бы хотелось прояснить суть вашего конфликта. – Надо же, Генка может не только скрежетать, но и говорить вполне нормальным голосом, более того, весьма приятным. И улыбка у него вполне человеческая, когда не скалится. Саша, исполняющий роль молчаливого свидетеля, со своего стула видел, что Лия Аркадьевна, осмотрев старлея, осталась вполне им довольна и смягчилась. Как минимум расслабилась и заговорила куда более мягко:

– Это, к сожалению, бич всех дамских коллективов…

– Вы расскажите, пожалуйста, то, что сочтете нужным.

Оралова, снова испустив вздох, достала длинную сигарету и не менее длинный мундштук, окуталась, как пифия, пахучим дымом.

– Поскольку Ирина погибла, а мы с вами беседуем… мы же беседуем?

– Абсолютно точно, – заверил Гоманов, чарующе улыбаясь.

– Так и быть, расскажу. Дело в том, что Ирина при раскрое… ну, формировала излишки. Особенно если речь шла о таких тканях, как парча. Вы представляете себе стоимость погонного метра?

– Примерно.

– Вот-вот. Материал специфический, сыпучий, а Ирина в основном с ним и работала. Учет между тем велся в совокупности по отделу, да еще и в денежном эквиваленте. В общем, чтобы вас не путать: мне необходимо готовить конкурсную модель, и тут выясняется, что «фонды» выбрали. Как так, кто? У меня каждый метр на счету, хоть сейчас могу представить подтверждение, а Каяшева…

Она замолчала, похоже, пытаясь подобрать какие-то слова помягче.

– Вы поймите, в общем… я работаю над концепцией, стараюсь представить советскую школу промышленного дизайна на международном уровне, а Ирина, понимаете ли вы меня… называя вещи своими именами, обшивает шишек. Вот.

– И при всем этом она едет в Париж, а вы – в Будапешт, – невинно вставил Чередников.

– И недополучали фонды на ваши «идеальные» модели потому, что за Каяшеву было кому заступиться? – добавил Гоманов.

Оралова поморщилась и совершенно по-пролетарски поскребла красивыми ногтями шею.

– Что ж, вы выразились резко, но я не из обидчивых. Да, по сути так и есть. Ира была священная корова. Нет-нет, не спорю, мастер первостатейный, но ремесленник. Ей