Попутчица. Рассказы о жизни, которые согревают - Ольга Савельева

– Фамилию напомните?

– Снегирева. Анна Павловна.

– Ага… Снегирева… Снегирева…Точно была же…

Достаю ручку и дописываю на обратной стороне: «Снегирева А. П.».

– Распишитесь, пожалуйста, – строго говорю я. – Вот здесь. Напротив фамилии.

Бабушка с готовностью ставит свою подпись.

– Ну все, – резюмирую я. – С Новым годом еще раз. Счастья и здоровья. Берегите себя.

Наконец она берет в руки мой пакет.

– Ой, тяжеленько!

– Да, бабуль, там все для крабового салата и селедки с картошечкой.

Бабуля светлеет:

– Не поверите, я так и хотела сготовить! – ликует она. – Так и хотела!

– Правда? – притворно удивляюсь я. – Вот повезло!

Я искренне наслаждаюсь ее восторгом. Бабуля – сама непосредственность! Мне хочется ее обнять, но нельзя. Я ж на работе. Я ж из собеса.

– Ну я пошла. – Я отхожу от бабушки на пару метров. Она продолжает вдохновенно рассматривать свой подарок.

– Бабуль, – говорю я на безопасном расстоянии. – Я немножко соврала вам. Это не из собеса. Это от меня. От моей семьи. Но вы ешьте на здоровье, ладно? Вспоминайте добрым словом всех хороших людей. И обязательно Петровну пригласите из сто двадцать второй…

Бабушка с недоумением переводит глаза на меня, а я шустро даю деру, чтобы она не бросилась отказываться, отнекиваться и возвращать. На выходе предупреждаю охранника, чтобы выпустил бабушку с пухлым пакетом: чек внутри.

– Дай Бог тебе здоровьяяя, – летит мне вслед.

Я бегу домой счастливая. Я спешу. Меня ждут дома, и это мой главный бесценный подарок. Перед Новым годом это особенно важно – с кем-то поделиться крабовым салатом и горячей рассыпчатой картошечкой.

На здоровье, Анна Павловна, на здоровье!

В русских людях очень ярко выражена такая черта, как готовность к обиде.

Мы не просто готовы, мы ищем повод и – хоп! – уже обижены.

Был период в моей жизни – на последних сроках первой беременности, – когда я осваивала выпечку тортов и плюшек. С удовольствием пекла каждый день. Набивала руку. Мне нравился запах свежих булочек – он меня успокаивал. Умиротворял.

Но съедать каждый день по пирогу было невозможно, и я с радостью угощала ими соседей просто так.

Выходила на лестничную клетку, звонила в двери. Люди смотрели в глазок. Там глубоко беременная я, в халатике и тапочках, стояла с плюшками в руках. Очень добрая и уютная картинка.

Все соседи были рады и приветливо благодарили. Открывали дверь уже с улыбкой.

– Не в пирогах счастье!

– Вы что, с ума сошли, а в чем же? – говорила я пароль.

– Оленька, балуешь ты нас, спасибо, – отвечали они.

Только одна соседка сверху брала угощение, поджав губы. Говорила «спасибо» себе под нос и быстро закрывала дверь.

Дарить – это радость. Подарок – он же ради эмоций. Ради вот этой улыбки человека, ради настроения. А этой соседке неприятно было дарить. Я всегда возвращалась домой со смешанным чувством, будто я ее не шарлоткой угостила, а обидела.

Время родов приближалось, мы спешили закончить ремонт в будущей детской. Как назло, муж вынужден был уехать в командировку, до родов оставалась неделя или две. Бригада должна была начать шуметь около восьми утра в субботу, чтобы за выходной день закончить какую-то важную работу. Иначе никак.

Я заранее прошла по соседям в пятницу и объяснила: дорогие, потерпите один денек. В восемь начнут стучать и штробить, простите меня заранее, что не дам выспаться.

Все заверили меня, что готовы потерпеть, сколько надо, и все ситуацию понимают. Многие предложили помощь. Мол, может, подсобить?

Я была тронута: поняла, что мои пироги конвертировались в лояльность, и теперь люди заранее готовы мне многое простить.

Только соседка сверху сказала сухо:

– Ты что думаешь, прикормила, теперь мы молчать будем? У вас, богатых, свои причуды, но ты своими плюшками рот мне не заткнешь. Один день потерплю, но балаган каждые выходные устраивать не позволю.

Я поняла, что соседка дала совсем другую трактовку моим пирогам, воспринимала их как подачки и принимала с одолжением и внутренней готовностью ревностно оберегать свои границы.

Финансовую возможность покупать муку, сахар и яйца на выпечку она восприняла как богатство, которое я выпячиваю, и кидаю ей объедки со своего барского стола.

Я не хотела ее обидеть. Я искренне, от всей души делилась с ней вкусными плюшками. Я и предположить не могла, что в моих плюшках можно разглядеть столько зла.

Эта мысль очень мучила меня. Перед родами я вила гнездо, внутри меня зрела жизнь, я была счастлива, и мне очень хотелось, чтобы все вокруг тоже были.

Мое незамутненное счастье спотыкалось о хмурое, морщинистое лицо соседки, искаженное необходимостью брать ненавистные ей сладкие дары.

«Она тебе никто. Не мама. Не родня. Не авторитет. Зачем ты принимаешь это так близко к сердцу?» – недоумевал муж.

Я и сама не знала ответа. Просто это была заноза такая.

Однажды дождливой осенью я ехала на машине по жилому кварталу и обрызгала прохожего. Я, конечно, не хотела – это вышло случайно. Но тот факт, что я не хотела, не делал прохожего менее мокрым.

Если и после этого он выберет обиду, то пусть. Это уже будет его чистый выбор, не замутненный опасениями, что обидчик все продумал и рассчитал, чтобы ранить больнее.

В общем, промучившись пару дней, как-то в обед я решительно поднялась на этаж к хмурой соседке и позвонила в дверь. Она открыла. Ее взгляд инстинктивно упал на мои руки: они были пусты.

– Уделите мне минутку, Лидия Петровна. Мне только объясниться. Видите ли, я никогда не хотела вас обидеть. Я стала печь пироги, потому что это меня успокаивает. Но я одна. Муж в командировке. И эти пироги некому есть. Поэтому я дарю их соседям. И в этом подарке нет никакого другого смысла, кроме… пирогов. Многие получаются кривые, некрасивые, я просто учусь. И каждый раз, когда я давала вам пирог, я хотела, чтобы вам было вкусно, а не обидно или неприятно. Но если я вас все-таки обидела, извините. Я не хотела.

Лидия Петровна слушала меня, опустив глаза. И вдруг я увидела… Я увидела, что она плачет.

– Господи, почему вы плачете? – испугалась я.

– Я все понимаю, Оля. Просто ты… Ты по больному бьешь. У меня есть дочь. И она… Я ее учу готовить. А она не хочет. Говорит, не кухарка она, зарабатывает на кафе. Мол, не надо ей это. «А кто мужу будет суп варить?» – спрашиваю. «Повар в ресторане», – говорит. И ей давно пора рожать, а она не хочет. Говорит, для себя хочу жить. А кому она нужна, эта жизнь для себя? И я не знаю, как ей объяснить, что это… неправильно. И каждый день мы с ней ссоримся и бросаем трубки. А тут ты. Беременная и с пирогами. Как будто издеваешься.