Попутчица. Рассказы о жизни, которые согревают - Ольга Савельева

Когда я переехала к некурящему мужу, то первое время у меня кружилась голова, и я не понимала от чего. Думала, что от счастья. На самом деле от того, что я выздоравливала от пассивного курения.

Юля закурила, даже не приоткрыв форточку. Интересно, как ее дети реагируют на мамины сигареты.

– Я при детях не курю, – будто прочитав мои мысли, ответила Юля.

«Это не спасает их от смога», – хотела сказать я, но подумала, что у меня никто не просил совета о здоровом образе жизни, и промолчала.

– Хочешь чаю? – спросила Юля. – А то я даже не предложила. У меня есть зефир и варенье. Я сама варю, облепиховое. Закачаешься…

– Нет, Юль. Полночь же, поздно… Можно я не сегодня закачаюсь?

– Ой, да ладно. Все КейтМоссы вокруг. Женщина должна быть в теле. Тем более у меня двое детей…

Да. Я уже поняла, что у тебя двое детей, и в этой фразе зашифровано твое объяснение лишнего веса. Я киваю с пониманием. Я тоже прячу свои оправдания именно там, в этой фразе. Я мало сплю, прерывисто и редко, и мой организм истерически ищет энергию. И находит в быстрых углеводах. Наверное, у Юли то же самое. Только все свои быстрые углеводы я пытаюсь съедать до 20, а Юля нет.

Мы болтаем про разное. Про новости, политику, детские площадки. Про новый продуктовый магазин на перекрестке, про цвет маникюра. Про то, как сложно очистить квартиру от шерсти кота. Про то, что жить стало сложно.

– Думаешь, это большое счастье – пилить чужие грязные ногти? – саркастически спрашивает Юля. – Это неблагодарная работа. Целый день пилишь и пилишь. Спина болит, между прочим.

Мне становится неловко за свои ногти. Они не грязные, но вряд ли Юля получает удовольствие от их пиления. С другой стороны, ну, не пили. Найди работу по душе. И не придется смущать клиентов намеками на их неухоженность. Это все равно, что врач будет сокрушаться по поводу болезней пациента.

Она немного странная, эта Юля. Никому не пытается нравиться. Это, в принципе, хорошо. Это про самодостаточность. Но что-то еще есть в ней, что меня настораживает. Никак не ухвачу, что.

Наконец Юля доделала мне маникюр, покрыла ногти шеллаком, высушила под лампой. В процессе она дважды обрезает мне кутикулу до крови. Я молчу. И она молчит. Я делаю вид, что все нормально, что так и должно быть. Хотя не должно. И не нормально.

Маникюр не фонтан, но вполне себе ничего, с учетом того, что дело происходит ночью и срочно. Лучше такой, чем никакого.

Я оставляю в два раза больше денег: за ночной тариф, за безотказность. За «а, это ты!» Компенсация за «чужие грязные ногти».

– Спасибо, – радостно говорит Юля и щедро дарит мне банку краснощеких консервированных помидоров. Промобанку.

Чтобы я попробовала и заказала себе такие же банки. И отрекламировала Юлю своим друзьям. Сказала: смотрите, какие помидоры! А маникюр какой! Хотите? Вот Юлин номер.

Я обуваюсь в прихожей. И вдруг понимаю, что не так. В прихожей много обуви, мужской и женской, а детской совсем нет.

Мне хочется спросить Юлю, где сандалики. Но не буду, как-то неудобно. Может, для детей какой-то отдельный стеллаж в детской?

На следующий день вечером я приготовила свое фирменное блюдо – мятную картошку. Там все просто: картошку в мундире запекаешь в духовке и прямо горячую заливаешь маслом, предварительно взбитым в блендере с пучком мяты и специй. Картошка впитывает мятную свежесть и чуть присоленная идет на ура. Мои мужики этот гарнир едят как самостоятельное блюдо.

Я поставила в середину стола красивую тарелку с Юлиными помидорами.

– Да ну, кислятина, – сказал муж и не стал их есть. Сын даже не пробовал.

Я взяла один помидор и надкусила. Ну, помидоры как помидоры. Не фонтан. Как маникюр. Соленые, но невкусные. Пальчики не оближешь, но под картошечку есть можно.

Я думала о том, что Юля вот вся такая. Вроде сделала маникюр, но возвращаться не хочется. Вроде угостила помидорами, – но добавки не надо. Вроде прикольная девчонка, а вот дружить как-то не тянет.

Я наконец сформулировала, что меня смущает в Юле. Меня смущает, как часто и в каком контексте она говорит о детях. Как о якорях. Ни восхищения, ни счастья. Только проблемы. У меня дети и я толстая. У меня дети и нет денег. У меня дети и не могу курить в открытую.

Мне это не нравится. Я не люблю людей, которые перекладывают ответственность за свою жизнь на внешние обстоятельства.

Если ты не доволен чем-то – меняй что-то в этой самой жизни. Если ты не меняешь – значит, доволен. Значит, терпеть тебе удобней. Значит, есть что-то важнее перемен.

Если ты меняешь, но все равно недоволен, значит, ты меняешь не то или не так. Значит, мало подсаживаться на скамейки. Значит, надо научиться делать хороший маникюр или не делать его вообще. Что-то другое делать.

Я никогда не видела Юлиных детей, но мне их жаль. Мне кажется, мама не стесняется им говорить, что все неприятности в ее жизни из-за них. Вот не было бы их, Юля бы жила королевой.

А тут пилит чужие ногти и крутит чужие помидоры. Дайте сигарету.

В общем, я закрыла для себя тему Юли. Не хочу с ней дружить. И клиенткой ее не буду. Проехали.

Прошли весна и лето. Мы затеяли ремонт, работали, растили детей, на полной скорости попали в жизненную аварию – врезались в болезнь дочки, лечили-чинили, поставили крохе протез слуха, пропустили осень, обнаружили себя в зиме растерянными, немного оглушенными пережитой трагедией. И вот отряхиваемся от снега и снова учимся жить.

А неделю назад от Юли, про которую я и думать забыла, приходит длиннющее сообщение. Она пишет, что с деньгами полный швах, что не хватает даже заплатить за сад и школу, что недавно все переболели и по бюджету ударила покупка лекарств, что она в полном отчаянии, потому что сыну даже не в чем ходить зимой, купить зимние сапоги совсем не на что и что все ее проблемы могли бы решить семь тысяч, но где их взять – непонятно, и вся надежда на меня.

На меня? Почему на меня? Ты видела меня два раза в жизни. Как можно прожить сорок лет и не обрасти друзьями? Почему в твоем телефоне не живут номера, по которым ты позвонишь, когда тебе хорошо и плохо?

Я хочу все это спросить, но моя фантазия, склонная к преувеличениям, уже рисует мне мальчика, стоящего на снегу босиком. У его мамы нет денег на ботинки. И я знаю, что если я скажу Юле «нет» – а я недавно научилась это делать, – то босоногий мальчик будет заглядывать в мои сны и спрашивать: точно нет?

В моей орбите часто возникают такие Юли. Они просят денег, обещают отдать, не отдают и снова приходят просить.