Однажды в Карабахе - Ильгар Ахадов

Я вспомнил встречу однокурсников.

– Предлагаю очень уютный ресторан “Не горюй”. Вкусная кухня и приемлемые цены.

– Звучит, как рекламный ролик, – усмехнулась Гюля.

– Это на Шихово, на берегу моря, – оживился и Арзуман, – я поддерживаю командира. Там собираются в основном бакинцы нашего поколения…

– А еразов туда пустят? – не удержался опять Бакинец, но тут же поплатился за подлость. Ганмурат успел схватить его за шкирку и начал медленно поднимать.

– Думаю, одного пустят… – торопливо воскликнул Бакинец, тщетно пытавшийся дотянуться ботинками до пола. – Пустят, всех пустят, я лично походатайствую… – в отчаянии закричал он.

– Пустите, медведь. Он же задохнется!

Это Гюля бросилась на помощь Бакинцу и, вцепившись в руку Древнего Огуза, помогла освободить тощую шею городского жителя.

– Ну что ж, пусть будет “Не горюй”, – подытожил Прилизанный. – Полагаю, мы сможем положиться на вкус товарища Балабекова. Так что соберитесь к обеду в указанном месте, господа хорошие, и не будьте чрезмерно дотошными от греха подальше, – с украдкой взглянул он в сторону Арзумана.

И на этой жизнеутверждающей ноте и подвпечатлением услышанных рассказов, мы разошлись…

История пятая. Нет повести печальней…

Время – это страшная химера. Попытка вернуться в прошлое может обернуться кошмарной иллюзией, где всякая видимая реальность – это просто имитация того прошлого. Где мы уже не мы, и наше окружение уже не то, если даже все на материальном уровне сдублировать. Временное пространство, куда каждую секунду мы все больше проваливаемся, губит самое главное – личность, психику на подсознательном уровне, изменяет восприятие бытия эквивалентное этим секундам…

…На следующий день мы чинно восседали в небольшом уютном зале упомянутого ресторана “Не горюй”. Прохладный морской ветерок освежал наши мысли и надежды на светлое будущее и, что немаловажно, аппетит, а приятный аромат восточной кухни щекотал ставшие невероятно чувствительными, ноздри. Все были опрятно одеты, обуты, выбриты, нафуфырены, даже Ветеран в тельняшке, успевший пополнить гардероб красочным широким галстуком в горошек. Смущало только то, что сей галстук был надет поверх тельняшки и выглядел, как импровизированный ошейник. Режиссер казался намного свежее, а главное, заметно чище и не вонял, как вчера экскрементами изо рта. Оператор прям лучился от счастья, глазея на своего, ставшего похожим на qomo sapiensа, кумира.

Прилизанный прибыл в сопровождении верного лакея Зопаева последним. Выслушав бурные аплодисменты радостной публики, он подал знак хозяину ресторана, покорно ожидавшему его у дверей в позе почтительного рака, к началу банкета. И пошло-поехало. Официанты с полными подносами виртуозно сменяли друг друга. После первой атаки на ароматные блюда и высококачественное спиртное хозяин банкета решил взять инициативу в руки.

– Дамы и господа, мы, надеюсь, никуда не торопимся, и у нас будет возможность насладиться этим чудесным днем, сколько пожелаем. Предлагаю, пока все адекватны, перейти к прослушиванию нашего последнего рассказчика, ибо…

– Гениально! – не дав закончить мысль боссу, воскликнул Зопаев, находящийся, видимо уже подшофе и начал хлопать в ладоши. Но, пробуренный взглядом Хозяина заткнулся, торопливо пряча жирные от шашлыка пальцы в карманы.

– А вы иллюзионист, – я мрачно обернулся к Прилизанному.

– Со вчерашнего дня еще и рефери, – ответил тот. – Но давайте все-таки прослушаем рассказ.

– Давайте! – хором отозвалась публика.

Длинный, до этого отрешенно уставившийся на полную рюмку перед собой, тихо вздохнул, опрокинул ее содержимое, не торопясь, вытер салфеткой рот и начал…

– Она была моей первой и, как показала жизнь, единственной любовью. Мы с ней с одного двора – старого бакинского дворика в поселке Кирова…

– Он сейчас как-то по-другому называется, – встрянул в тему Бакинец.

– Пусть как хотят назовут! – заворчала резко погрустневшая Гюлечка. – Для нас эти названия так и остались, как прежде – Разина, Кирова, Завокзальная, Монтина… И баста…

– У нее после водочки голос прорезался, – ехидно шепнул Режиссеру Оператор.

– А ты тоже выпей, – ответил тот, недовольно бурча, – авось, и у тебя кое-что прорежется.

– Вы идиот!

– Может, все-таки послушаем, – спокойно повторил свое предложение Прилизанный. – Мне ваша тупая болтовня надоела.

Я поддержал и обратился к рассказчику:

– Продолжай. Надеюсь, твоя любовная история имеет отношение к теме.

Длинный пожал плечами:

– Разве это важно? После конца восьмидесятых такое ощущение, что все, что происходит, имеет отношение к этой проклятой теме…

Наши квартиры были на одной общей площадке небольшого пятиэтажного дома, где соседи, если усталые, выпившие или просто от рассеянности порой путали никогда не запирающиеся на ключ двери. Ничего – извинялись и, смеясь, шли дальше.

Мы с Джулией вот на одной из этих площадок сначала вместе ползали на четвереньках, стучась лбами то в одну, то в другую дверь, после в садик вместе пошли, весело спотыкаясь – благо он находился кварталом ниже. До сих пор помню запах детских шкафчиков в длинном коридоре, запах паркета, пахнувшим мастикой, и аромат цветущих деревьев ранней весной в небольшом дворике перед садиком, где мы играли и бесновались, пока кто-то из родителей нас не забирал… Господи, неужели все это было? – прошептал он, словно в прострации. После вздохнув, продолжил:

– Школьные годы. Десять лет за одной партой. Букет разноцветных роз на каждое 8 марта и непременно маленький флакончик духов “Красный мак” – они ей нравились. Цветы выращивал в своем небольшом садике старый армянин на противоположной улице, не помню уже, как его звали. Пахли они умопомрачительно. Особенно мне нравились бутоны сочных желтых роз. Старик их дорого продавал по тем меркам. За букет я иногда выкладывал до двух, трех рублей. А то и понятно: в то время цветы в государственных лавках были невзрачны, а частных торговых точек вообще не было.

Помню, как подарил Джулии свой первый букет в первом классе. Разумеется, его купили родители и вовсе не Джуле, а учительнице начальных классов. Но я букет из пяти роз аккуратно разделил на две части, и при этом учительнице достались всего две розы, что сильно ее озадачило. Но училка была деликатной женщиной и промолчала. Все раскрылось вечером, когда Джуля, надев на крошечные ножки мамины туфли и набросив на плечи ее шаль, гордо продемонстрировала сначала своим, а после моим родителям первый в своей жизни подаренный ей букет…

Меня зовут Рафаэль, а она Джульетта, потому чуть ли не с пеленок нас окрестили – Ромео и Джульетта…

– Так-так… – тихо проворчал Бакинец. – Еще одна пикантная история… Она что, армянкой была?

– Да, Джулия была армянкой, – ответил тот просто и замолчал.

Наступила тишина. Прилизанный несолидно потянулся и зевнул. Ганмурат осторожно нагнулся к Бакинцу и шепотом спросил:

– Слушай, земляк, у вас в городе вообще азербайджанцы были? А то