Играл на флейте гармонист - Влад Стифин

— Мы сможем быть друзьями? — спросил он снова.

— Друзьями? — удивилась она. — Зачем друзьями? Мы такие разные, так далеки друг от друга. Хорошими знакомыми — да. А друзьями? Я не знаю. Получится ли это у нас?

— Вы думаете, мы не сможем найти общих интересных тем для общения? — он с каждой фразой говорил все лучше и лучше. Речь восстанавливалась неожиданно быстро.

— Общие темы… у меня почти всегда одна тема — медицина. Училась я там далеко на севере, а потом вот направили сюда. А вы? Я очень мало вас знаю, — она осторожно посмотрела на него, и было видно, что сейчас она просто любопытная молодая женщина.

— Вот и попался ты, умник, — подумал он, — придется искренне о себе что-то сказать, иначе разговор прервется.

И он, стараясь не утомить ее подробностями, рассказал почти все о себе. Единственное, о чем он умолчал, — это его желание избавиться от микросхемы и стать абсолютно свободным. Она слушала молча, не перебивала его, и даже, казалось, иногда плохо его слушала, думая о чем-то своем. Время летело быстро, уже было далеко за полночь. Тишина обволакивала все вокруг. Ночные бабочки и цикады затихли. Он замолчал и несколько минут она ни о чем его не спрашивала. Он случайно коснулся ее руки, и ее рука осталась на месте. Она, как бы очнувшись, сказала: — Вы удивительный человек. Простите, но мне пора. Уже поздно, а у меня завтра ранний обход.

Они оба встали со скамьи. Она как-то нерешительно пожала его руку, а он неожиданно поцеловал ее в щеку. Она вздрогнула, то ли от ночной прохлады, то ли от поцелуя, внимательно посмотрела ему в глаза, грустно улыбнулась, вздохнула и сказала: — До завтра.

На следующее утро она чуточку дольше задержалась у его кровати и дала указания помощнику с папкой:

— Дня через два можно будет выписать инструктора.

При этом она открыто и весьма дружелюбно ему улыбнулась. Следующий день прошел как обычно: процедуры, прогулки, отдых. Он активно пытался говорить вслух, и это выглядело со стороны весьма странно. Молодой мужчина ходит по кругу и что-то медленно бормочет себе под нос.

Наступил вечер, и он снова оказался на знакомой скамейке. В этот раз он ждал ее дольше, чем в прошлую их встречу.

— Добрый вечер, — она поздоровалась и присела на скамейку рядом с ним. — Вы хотели в прошлый раз прочесть мне стихи? Я готова их послушать, если у вас есть желание их читать. Он медленно нараспев, прочитал:

— Война осталась без побед —

Печально протрубил горнист.

Повсюду реквиема след —

Играл на флейте гармонист.

Тот звук все чувства разорвал —

Кому нужна была война?

Никто к войне не призывал.

Она сама как будто шла.

И жертвы множились сторон,

Герои появлялись вновь.

И даже женский тихий стон

Не смог остановить их кровь.

Она прижалась к нему. Становилось прохладно — конец лета, и ночи зябкие предвещали окончание жары.

— Да, война без побед, — вздохнула она, — эта долгая война оставила меня одну, почти одну.

Он обнял ее за плечи, и они долго сидели не разговаривая.

Забрезжил рассвет. Они уже знали друг о друге почти все. И самое главное, она знала, что им надо делать.

Госпиталь еще спал, в лаборатории она хирургическим щупом быстро вытащила ЧИП и аккуратно положила его на марлевый тампон.

— Вот и все, — сказала она, указывая на эту удивительную вещь.

На марле тускло поблескивал маленький, не более миллиметра шарик.

— Ты его выбросишь? — шепотом спросила она.

— Нет, — возразил он, — его нельзя выбросить просто так, иначе меня сразу начнут искать.

Она крепко прижалась к нему, обняла и уткнулась лицом ему в плечо:

— Ты должен стереть себя в моей памяти.

— Да, — ответил он.

— Мы больше никогда, никогда не увидимся? — ее голос дрожал, и он чувствовал, что она еле сдерживает слезы.

— Я не знаю, я не уверен, — прошептал он ей в ухо.

Пора было прощаться. Он поцеловал ее в губы, развернул к себе спиной и аккуратно почистил ее память, чуть подтолкнул ее в спину, и она, как бы очнувшись, решительно зашагала к своему кабинету. А он, прилепив ЧИП пластырем у себя подмышкой, ушел к себе в палату.

Утреннее солнце осветило госпиталь яркими, чистыми лучами. Наступил последний день лета.

Глава пятая. Домой

На утреннем обходе она как всегда была деловита, строга. Мельком взглянув на него, она сказала:

— Сегодня вас выписываем.

Помощник сделал какую-то пометку в папке. А он еле успел прочесть ее мысли:

— Странный инструктор, ну очень молчаливый. Кто-то мне говорил, что он какой-то феномен. Кто же это мне говорил?

С этой мыслью она подошла к следующему раненому.

В канцелярии ему, уже переодетому в форму, пухлая девица заполнила бланк и поставила печать.

— Инструктор, — обратилась она к нему, — если хотите, то во дворе стоит попутка на ваш участок.

Он кивнул головой. Девица позвала водителя:

— Шустрик, нечего здесь толкаться, я все равно освобожусь только вечером. Забери-ка вот инструктора.

Шустрик, молодой парень, нехотя оглядел его, почесал от досады затылок и ответил:

— Ну ж пойдемте, Инструктор, ехать так ехать.

И уже через полчаса машина прошла перевал, и впереди справа на крутом горном повороте открылось ущелье и цепь дальних гор. Он попросил Шустрика остановить машину на обочине. Справа повеяло холодом глубокой пропасти, слева нависла отвесная скала.

Место как нельзя лучше подходило для исполнения его замысла. Он вышел из машины и приказал Шустрику сделать тоже самое. Отлепил чип и положил его на сидение. Вывернув в право руль, они вдвоем с водителем столкнули машину в пропасть. Через несколько секунд до них дошел глухой звук взрыва. Шустрик с удивленными, широко раскрытыми глазами смотрел на него, ничего не соображая.

— Через полчаса, не раньше, здесь будут спасатели и аварийщики, — сказал он.

Он поставил Шустрика перед собой и довольно быстро «сменил ему картинку» на случайную катастрофу, при которой инструктор не успел выпрыгнуть из кабины машины, падающей в пропасть. Оставив Шустрика в растерянности сидеть на краю обрыва, он быстро зашагал вперед по дороге и через некоторое время свернул на горную тропу, ведущую через перевал на север.

Наконец-то он свободен. Свобода — это чувство переполняло его. Трудности, которые ожидали его впереди, были еще далеки, и он не думал о них. Это утро казалось ему самым счастливым в его жизни.

Солнце уже поднялось к зениту. Его