Другая сторона прощания - Майкл Коннелли

На глазах у солдат вертолеты развернулись и направились назад в Дананг. По толпе раскатился всеобщий стон. Публика начала расползаться по койкам, когда кто-то, глянув в сторону Дананга, крикнул: «Погодите, они возвращаются!»

Он был прав, но лишь отчасти. К «Убежищу» вернулся один вертолет из четырех. После трех рискованных попыток пилот все же сумел посадить машину. Дверца вертолета отъехала в сторону. На палубу спрыгнул Боб Хоуп, а за ним Конни Стивенс, Нил Армстронг и джазовый саксофонист Квентин Маккинзи.

Толпа взревела так, что даже сейчас, вспоминая спустя полвека тот момент, Босх ощутил что-то вроде электрического разряда. У артистов не было ни музыкального сопровождения, ни группы бэк-вокала, но Хоуп и компания велели пилоту развернуться и сесть на палубу. Посадить вертушку на какую-то там посудину? После того, как пять месяцев назад Нил Армстронг высадился не куда-то, а на целую Луну? Да ну, на хрен, плевое дело!

Армстронг выступил перед солдатами с ободряющей речью. Маккинзи сыграл несколько соло на своем саксофоне. Хоуп сыпал остротами, а Стивенс, хоть и без музыкального сопровождения, исполнила медленный вариант хита Джуди Коллинз «Both Sides Now» — да так, что у всех комок в горле стоял. Босху этот день запомнился как лучший за всю его солдатскую службу.

Много лет спустя Босха в числе других сотрудников УПЛА — всех в штатском — бросили на охрану театра Шуберта во время калифорнийской премьеры мюзикла «Mamma Mia!». Ожидался наплыв ВИП-публики, и руководство театра, чтобы усилить собственную охрану, обратилось за помощью к полиции. Босх стоял в главном фойе, поглядывая на лица и руки входящих, как вдруг заметил Конни Стивенс в компании каких-то важных персон. Он пошел к ней сквозь толпу, словно охотник, преследующий дичь. Даже снял с ремня жетон, чтобы при необходимости попросить людей расступиться, но добрался до места без проблем. Дождавшись паузы в разговоре, он произнес: «Мисс Стивенс?»

Она обернулась, и он попытался все ей рассказать. Рассказать, как был на «Убежище» в тот день, когда они с Хоупом и компанией велели пилоту развернуться. Хотел сказать, как много для него это значило, но слова застряли в горле. «Сочельник шестьдесят девятого, плавучий госпиталь» — вот и все, что он сумел выдавить.

Пару секунд Стивенс смотрела на Босха, а потом все поняла. Просто взяла и обняла его. И шепнула ему в ухо: «Да, „Убежище“. Видишь, ты вернулся домой».

Босх кивнул. Недолго думая, вложил ей в руку свой жетон, и они расстались. Босх вернулся в толпу, к своей работе. Сообщив о потере жетона, он на несколько недель стал посмешищем Голливудского участка. Но день, когда Гарри встретился с Конни Стивенс, запомнился ему как лучший за всю его службу в полиции.

— У вас там все нормально?

Все еще глядя на фото верхней палубы «Убежища», Босх очнулся от воспоминаний.

— Да, — откликнулся он. — Почти закончил.

И продолжил изучать фотографию. Где-то на снимке был и сам Босх, но он так и не нашел своего лица. Гарри еще раз просмотрел все снимки Сантанелло, прекрасно зная, что не увидит на них самого Доминика: он был по другую сторону фотоаппарата.

Наконец Босх дошел до снимка с большой выдержкой. На нем были очертания Обезьяньей горы на фоне фосфористо-белых вспышек ночного боя. Босх вспомнил, как солдаты на «Убежище» собирались на палубе, чтобы полюбоваться световым шоу, когда враг обстреливал коммуникационный узел на вершине горы, а такое случалось довольно часто.

Доминик определенно был талантливым фотографом. Возможно, вышел бы на профессиональный уровень, если бы не погиб на войне. Гарри готов был разглядывать эти снимки до самого вечера, но заставил себя отложить их в сторону и закончить разбор вещей погибшего солдата.

Он открыл красную коробку с фотоаппаратом Сантанелло — компактной «Лейкой М4», в самый раз для бокового кармана форменных брюк. Корпус фотоаппарата был черный, чтобы не давать отблесков в джунглях. Кроме камеры, в коробке была инструкция. Больше ничего.

Босх знал, что «Лейка» — дорогое удовольствие, и решил, что Сантанелло серьезно относился к своему увлечению фотографией. Однако снимков в коробке оказалось немного. Заглянув в конверты с негативами, Босх увидел, что отснятых кадров там гораздо больше, чем карточек в стопке. Возможно, у Сантанелло не хватило денег, чтобы напечатать все снимки во Вьетнаме. Или не было доступа к нужному оборудованию. Наверное, он планировал заняться фотографиями, вернувшись домой в Штаты.

Наконец Босх открыл заднюю крышку фотоаппарата, чтобы проверить, нет ли в корпусе наркотиков. Вместо них он обнаружил рулон пленки на приемной катушке. Поначалу Босх решил, что пленка не проявлена и он ее только что засветил. Однако, развернув рулон, увидел готовые негативы. Сантанелло спрятал эту пленку от посторонних глаз.

Пленка была такой ломкой, что треснула у него в руках, когда Босх собирался взглянуть на снимки. Он поднес к фонарику обрывок с тремя кадрами. На каждом снимке была женщина на фоне какой-то горы.

На руках у женщины был ребенок.

Утром Босх отправился в Бербанк, в промзону между аэропортом и Мемориальным парком «Валгалла». В двух кварталах от кладбища он остановился на стоянке возле «Флэшпойнт графикс». Он заранее договорился о встрече, и его там ждали.

В этой фотостудии занимались крупномасштабной печатью для билбордов, стен зданий, автобусов и прочих поверхностей, отданных под рекламу. Созданные здесь изображения можно было видеть повсюду в Лос-Анджелесе и даже за его пределами. К примеру, вся реклама на Сансет-Стрип была изготовлена во «Флэшпойнте». Студией руководил человек по имени Гай Клоди, в прошлом — фотограф-криминалист УПЛА. В восьмидесятых и девяностых они с Босхом не раз работали на месте преступления, а потом Клоди уволился и открыл собственный бизнес по печати изображений. Они с Босхом до сих пор поддерживали отношения и пару-тройку раз за сезон ходили на игры «Доджерс». Тем утром Босх позвонил Клоди и попросил об услуге. Тот сказал, что все сделает.

Одетый по-простому, в джинсы и цветастую рубаху, он встретил Босха у здания без вывески — «Флэшпойнт» не делал ставку на случайных посетителей, — после чего проводил его в весьма приличный, но не слишком богатый кабинет, стены которого были увешаны фотографиями в рамках. На фотографиях были запечатлены славные моменты истории «Доджерс». Вопросов Босх не задавал: ему и без того было известно, что Клоди сделал эти снимки в недолгую свою бытность штатным фотографом команды. На одной из фотографий был Фернандо Валенсуэла, ликующий на питчерской горке. Босх был в очках, и поэтому сразу понял, что снимок сделан ближе к концу карьеры легендарного питчера. Постучав пальцем по рамке, он сказал:

— Девяностый год. Порвали «Кардиналс» всухую.

— Так точно, — подтвердил Клоди. — Вижу, на память ты не жалуешься.

— Тогда я был в Эхо-парке, вел наблюдение на Уайт-Нолл. Мы вдвоем там были, с Фрэнки Шиханом. Помнишь дело Кукольника?