Опасный маскарад - Джорджет Хейер

– Черт возьми, Бэрхем, неужто вы были и учителем фехтования? – воскликнул он.

Старый джентльмен с треском захлопнул свою золотую табакерку.

– Мой милый Марч, – надменно произнес он, – кем я только не был! – Он снова взглянул на мистера Мэркхема. – Вы совершенно уверены, что я не давал вам уроков фехтования? Дайте-ка вспомнить... Да! Один раз я держал заведение в Риме и... еще одно, в Турине!

– Весьма возможно, не сомневаюсь! – издевательски произнес мистер Мэркхем. – Я не даю себе труда запомнить всех моих учителей фехтования!

– Тогда, без всяких сомнений, вы не мой ученик, – сказал Милорд. – Меня бы вы никогда не забыли! Ибо те, кого я учил, – непревзойденные мастера рапиры. Это само собой разумеется. В этом искусстве мне нет равных!

Снова вмешался Марч.

– Я бы немало дал, чтобы услышать историю вашей жизни, Бэрхем! – сказал он, крайне забавляясь.

Ренсли покраснел.

– Его имя не Бэрхем! – с бешенством крикнул он. – Он обманщик, я всегда это говорил!

Марч произнес с ледяным высокомерием:

– По крайней мере он имеет перед вами преимущество в воспитании, Ренсли!

Общественное мнение склонилось в пользу старого джентльмена.

– Это очень, очень печально, – сказал мистер Деверю, скорбно тряся головой. – Но он мог заниматься всеми этими проклятыми буржуазными занятиями и все-таки оставаться Тримейном-оф-Бэрхем.

– Вы поддерживаете его из любезности, милорд, – отрезал Ренсли, – но увидите, он будет разоблачен!

– Ну разоблачите меня! – вскричал старый джентльмен, разведя руками. – Вот я здесь, могу ответить вам на все вопросы. И кто же я?

– Да Боже мой, откуда мне знать, кто вы? – воскликнул Ренсли. – Но вы не Тримейн! Вы не сказали о нашей семье ничего, кроме того, что известно всем!

– Да, это довод! Он должен ответить! – прошептал сэр Раймонд Ортон.

– Я могу по меньшей мере сказать вам, кузен, что в Бэрхеме, в розовом салоне, висит мой портрет. Чертовски похож, и я там вместе с моим бедным покойным братом, – негромко ответил милорд.

– Удар! – шепнул мистер Белфорт Прюденс. – И хороший!

Она сидела в позе снисходительного внимания, положив руку на спинку кресла, с непроницаемым выражением на лице. Она кивнула, почувствовав на себе взгляд Фэншо.

Ренсли грохнул кулаком об стол.

– Ни в каком розовом салоне он не висит! – вскричал он. – Нет там никакого розового салона!

Мистер Белфорт счел это сильнейшим ответным ходом.

– В мое время, – невозмутимо произнес милорд, – он был розовым.

– Э, да что вы знаете об этом! Вы пытаетесь одурачить нас всех при помощи самой наглой лжи!

Мистер Фонтеной нехотя заговорил.

– Был розовый салон, – произнес он. – Леди Бэрхем обычно сидела в нем.

Милорд резко повернулся к нему.

– А, вы помните, значит? – весело заговорил он. – Розовый салон в восточном крыле дома! Там еще был застекленный фонарь, где стояли пяльцы моей матери! – Воспоминания воодушевили его.

Это вызвало сенсацию. Мистер Белфорт сказал, что старый джентльмен получил десять очков.

Ренсли на мгновение опешил, но затем оправился:

– Ну, значит, в юности вы бывали в доме, только и всего! Небось были там грумом!

Мистер Белфорт торжественно покачал головой.

– Да, это возможно, знаете ли...

Глаза милорда блеснули. В его голосе звучала ласка, опасная ласка.

– Во всяком случае, вы не можете сказать этого о себе, – мягко произнес он. – Я могу поклясться, что вы не входили в этот дом, пока мой брат был жив!

У Ренсли отвисла челюсть, и он побагровел.

– Будь проклята ваша наглость! – забормотал он.

Вмешался лорд Марч:

– Довольно! Вы бывали в этом доме, Ренсли? Старый джентльмен возмутился.

– Конечно не бывал, – перебил он, не дав Ренсли ответить. – Да ни один Ренсли не осмеливался и появляться на наших землях! Зачем они были нам нужны? – Он чуть не фыркал от негодования.

Глаза его дочери расширились; мистер Бел-форт хихикнул.

Ренсли едва удержался от брани. В его лице появилось коварство.

– Так вы никогда не встречали меня, когда мы были мальчиками, лорд Бэрхем? – спросил он.

– Только раз, – ответил милорд. Он растроганно улыбнулся при этом воспоминании. – Как я тогда расквасил вам нос!.. – мечтательно произнес он.

Раздался взрыв хохота, который, впрочем, тут же смолк. Мистер Ренсли большими шагами двинулся к двери.

– Не думайте, что с этим покончено, мой прекрасный джентльмен! – свирепо крикнул он и хлопнул дверью за собой.

Старый джентльмен очаровательно улыбнулся.

– Очень напоминает ссору, которая как-то была у меня с маркграфом, – задумчиво сказал он. – В тот момент я служил у него лакеем.

– Как... лакеем?! – ахнул Клеведейл.

– Разумеется, – не без надменности сказал милорд. – А почему бы и нет? В деле была замешана дама. – Он разгладил складочку на атласном рукаве. – Она была любовницей маркграфа.

Все подошли поближе. Марч взял милорда под руку и отвел в сторону.

– Ну-ка расскажите об этом, Бэрхем, – сказал он. – Какой маркграф?

Старый джентльмен, несомненно, вышел победителем, это было невозможно отрицать. Бедному Ренсли не повезло в этой схватке умов. Общество печально качало головой над шокирующими открытиями из прошлой жизни милорда, но оно было готово снисходительно отнестись к его проступкам. Стоило только его милости проявить хоть малейшее смущение, малейшее колебание – и общество могло бы отвернуться от него. Но милорд не проявлял ни стыда, ни смущения. Собственно, его поведение до сих пор, скорее, говорило о том, что он гордится своей пестрой карьерой. Он провел всю сцену с этой уверенностью, величественно заявив, что едва ли есть на свете дело, которым ему бы не пришлось заниматься, и такова была магнетическая сила его взгляда, что все начали совершенно ясно осознавать, что милорду было совершенно нечего стыдиться.

Нужно было считаться и с позицией лорда Марча. Казалось, что у Марча нет никаких сомнений насчет личности старого джентльмена, а очень немногие рискнули бы перечить его светлости. Если пришелец был хорош для Марча, он был, безусловно, хорош и для всех. Хотя нашлись один-два прозорливых человека, которые начали понимать, что новый виконт настолько ловко втерся в доверие к обществу и сделал это с таким изяществом, что было бы крайне трудно выставить его вон, не теряя при этом собственного достоинства.