Найди меня, если сможешь - Меган Миранда

Нолан сосредоточенно смотрит вперед. Губы сжаты.

– Это от многого зависит, – отвечает он, снова барабаня пальцами по рулю.

– От чего?

– От того, насколько незаметной ты умеешь быть.

Когда мы подъезжаем к дому, где живет Нолан, он подозрительно щурится.

– Странно…

– Что странно? – спрашиваю я.

Дом с виду совсем не странный. Вернее, настолько типичный, что можно подумать, будто мы на съемочной площадке какого-нибудь телешоу. Все кажется ненастоящим. Идеальные дворики, идеально подстриженные кусты перед одинаковыми домами, которые лишь чуточку отличаются оттенком фасадов. Маме нравились дома с характером. «История имеет значение», – повторяла она, поэтому мы и поселились в доме с историей, посреди бывшей фермы, с сараем, который когда-то служил конюшней.

– Нет никого. Вчера к нам набилась половина полиции штата.

Вспоминаю сообщение, которое он слушал вчера в пиццерии, и спрашиваю:

– А что тогда случилось?

– Долго рассказывать. В общем, два года спустя после исчезновения бывшая девушка Лайама вдруг получила по электронке фотографию, на которой мой брат. Она сделана в четыре часа в тот день, когда он исчез. То есть через четыре часа после исчезновения.

– Может, он исчез позже?

– Может, но что он тогда делал все четыре часа, пока мы его искали? Мы же были все вместе, когда он…

И по его лицу, по его словам я понимаю… ощущаю. Первая трещина. Неуверенность.

– Эта дата что-то значит, Нолан. Четвертое декабря.

– Да, – соглашается он, кивая своим мыслям, точно хочет убедить прежде всего себя. Желудок сжимается, но я иду за ним через двор к крыльцу.

Нолан заводит меня в дом, и я понимаю, как ошибалась. В этом доме нет ничего обычного. Нет, сначала ты попадаешь в гостиную, которая не вызывает подозрений, но уже через мгновение осознаешь, что в ней что-то не так. В дальней части нет ни одного дивана, зато стоит длинный стол с кучей компьютеров, к каждому из которых подключено несколько телефонных аппаратов. На стенах не семейные фото, не картины, а белые маркерные доски.

Хотя нет, вот и фотографии. В столовой и в кухне ими увешаны все стены. Такое ожидаешь увидеть в полиции, но не в обычном доме на обычной улице. И эти фотографии – это ведь десятки (или даже сотни?) разных случаев?

– Ты все правильно поняла. У родителей некоммерческая организация, которая занимается поиском пропавших детей и подростков, – объясняет Нолан и проходит мимо стен, как будто все нормально. Наверное, уже привык.

Фотографии пропавших детей на стенах вместо семейных фотографий, натюрмортов или любых других картин. Мне от этого сильно не по себе, но я киваю, словно так и должно быть.

Пока мы идем к лестнице, я стараюсь не смотреть по сторонам. Лиц слишком много. А значит, вокруг много таких же, как Нолан. Забытых. Ищущих ответы. Ищущих знаки, которые объяснят, что же произошло. Я прохожу мимо, а глаза все равно выхватывают надписи на фото. «Видели последний раз на заправке в Седарвуд, шт. Нью-Йорк. Пропал 23.02.2015». Все эти люди, куда они подевались?

Сначала ты не различаешь пол, цвет кожи, черты лица. А подходишь чуть ближе, и появляются глаза. Они смотрят на тебя.

– Лучше не надо, – предостерегает меня Нолан. – Иначе потом они так и будут тебя преследовать.

И я понимаю, что для него здесь тоже нет ничего нормального. Просто он смирился с неизбежностью. Каждое его утро начинается с этих фотографий. У меня есть Сумеречный дом. А у него – они. Поэтому я прислушиваюсь к его совету и опускаю голову. Но успеваю выхватить боковым зрением фото, одиноко висящее на стене кухни, будто на остальных место кончилось. Подхожу ближе. Голубые глаза смотрят прямо на меня. Нос, щеки, все лицо до подбородка покрыто веснушками, лоб тоже. Высокие скулы.

Подхожу еще ближе, чтобы разглядеть каждую деталь по отдельности. Темные волосы. Не такие. Не такие, но… Протягиваю руку и провожу кончиками пальцев по буквам имени. «Хантер Лонг…»

– Нолан, – настороженно зову я.

Он оборачивается очень медленно, а я снова изучаю лицо на фото. Друзья Элиота меня всегда мало интересовали. В старших классах они все были похожи на него: спокойные, поглощенные учебой, приходили и в свободное время что-то мастерили с ним в подвале. Потом мы переехали в Вест-Арбордейл, и первые знакомые у Элиота появились только осенью, когда он поступил в колледж. Почти все они жили в кампусе. Наша мама преподавала в колледже историю, поэтому Элиоту не было нужды съезжать: они почти всегда ехали в университет вместе. Иногда Элиота подвозил Джо, иногда мама давала ему свою машину после занятий, а ее вечером привозил домой Уилл. Но это лицо я помню. Я помню Хантера Лонга. Он заходил к нам в гости.

Я заметила его, выделила, потому что он был единственным другом Элиота, которого я видела у нас дома после переезда. Как-то я вернулась из школы, а они на кухне копались в холодильнике и даже не заметили, что я прошла мимо. А потом я сидела у себя в комнате, и вдруг дверь медленно открылась, а на пороге стоит он – явно не ожидал меня увидеть. Волосы обесцвечены до абсолютной белизны, только брови очень черные и темные корни уже отросли.

– Туалет там. – Я показала большим пальцем налево.

Он закрыл дверь. Когда я вышла из комнаты, ни его, ни Элиота в доме не было. Они наверняка ушли в сарай наблюдать в радиотелескоп, потому что тем же вечером, но значительно позднее, я выглянула в окно и увидела, что они валяются на траве и смотрят в небо.

Я ничего не говорила Элиоту, он ничего не говорил мне. Проходной момент, о котором я тут же забыла. Но теперь я смотрю на фотографию, и я полностью уверена.

– Я его знаю. Я его видела, – говорю я, тыча пальцем в фотографию, чтобы убедиться – она настоящая.

И внезапно помещение наполняется покалывающим теплом, статическим электричеством. Как будто все вдруг встало на свои места.

– Ты прав, Нолан. Что-то происходит. И в твоем доме тоже.

Его брат, сигнал, я, он – все связано. До и после. Здесь и там.

Сигнал не случайно привел меня сюда. Я должна была увидеть снимок. Увидеть его здесь. Я все сделала правильно, оказалась в нужном месте. Закономерность вела меня к фотографии. Сигнал был предназначен мне и никому другому.

В смысле, ты его видела?

– Кеннеди смотрит на новую фотографию на стене. Руки у нее дрожат. Под снимком написаны все данные: когда и где пропавшего заметили в последний раз, дата рождения. Ему семнадцать лет. Едва-едва перешел в возрастную категорию, которой занимается родительская организация. Он из Северной Каролины – довольно далеко от нас; он не исчез посреди пикника как по мановению волшебной палочки, – ушел ночью с рюкзаком.

Кеннеди водит пальцами по подписи.