Опоздавшие на поезд в Антарктиду - Наталья Труш

Документов Стаса не было на месте. Он хранил в одном пакетике самое дорогое: паспорт с вложенным в него листочком медицинского полиса, членский билет Союза, трудовую книжку, в которой уже лет пятнадцать никто не делал никаких отметок – поэт считал ниже своего достоинства зарабатывать на жизнь чем-то иным, кроме стихов. И тонкую книжечку бесценных творений поэта-барда Шмелева, которую ему помогли выпустить, как члену Союза, еще в советские времена, когда стихи не только издавали, но и читали.

«Значит, документы Стас прихватил в больницу, – машинально подумала Ирина. – Значит, в больнице знают, что они привезли не безымянное тело, а человека с именем, фамилией, отчеством и паспортом с пропиской!»

Она снова взялась обзванивать больницы и снова напрасно. Тогда Ирина обратилась к своему знакомому милиционеру, который помог ей выяснить, в какую больницу могли увезти ее бывшего.

Ирина принялась обзванивать больницы по третьему, только более узкому кругу, чем изначально. И нашла Стаса.

– И где вы были две недели?! – отругали ее в больнице. – Мы уже через день вашего бывшего похоронили бы как невостребованного!

Ирина дар речи потеряла.

– Да какой же он невостребованный? У него же все документы с собой были!

– Может, и были! И ему наверняка домой звонили!

– Да он один жил! Дома никого не было!

– Ну, так что же вы хотите-то?! Сами не живут вместе, а потом требуют что-то!

– А в милицию вы не могли обратиться? – едва сдерживая слезы, крикнула в бездушную трубку Ирина.

– Я, милочка, не обязана никуда была звонить! Я – справочная! А уж звонил кто-то или нет – мне неизвестно! Приезжайте оформлять вашего покойника, пока его как бесхозного не отвезли на Екатерининский.

– А что там? – рассеянно спросила Ирина.

– А там судебно-медицинская! – ответила неизвестная «справочная» и бросила трубку.

Ирина так и не смогла выяснить, как получилось, что человека с документами, умершего в больнице, преспокойно отвезли в морг, и не поискали его родственников, и даже не сообщили в отделение милиции по прописке. По идее, надо было подать в суд на больницу, но Ирина так вымотана была этой историей, что махнула рукой на все, похоронила своего Стаса и написала на могильном камне то, что ему очень понравилось бы, на ее взгляд: «Стас Шмелев. Поэт и бард».

– Знаешь, Ань, думаю, что Стаська мне благодарен за это. В жизни у него этого не было, хоть он очень хотел называться поэтом. Я еще и книжку его стихов издам. За свой счет. И для своих. Кому сегодня стихи-то нужны?.. Время не поэтическое совсем…

Когда Илья пропал, Аня позвонила Ирине, но та не ответила на ее звонок, а через пару минут от нее пришла эсэмэска: «Анют, я в Париже, вернусь – поговорим. Надеюсь, у тебя все хорошо. Поздравляю вас с Ильей!»

«Ну вот, – подумала Аня. – Иришка мне не помощница. Похоже, усвистала нежданно-негаданно с каким-то любовником. Даже не сообщила…» Да и чем подруга могла помочь ей? Подсказать, что надо снова и снова звонить по больницам и моргам? Так это Аня и без нее знала. Чем и занималась…

Через три дня у Ани приняли заявление в милиции, и она с надеждой стала ждать звонка с хорошими вестями. А звонка все не было. И через пару дней Аня позвонила сама.

– Гражданочка! Мы ищем вашего мужа. Но пока сказать вам нечего…

Это же самое ей сказали и через неделю, и через месяц, и через полгода.

Илью не нашли. Трудно сказать, искали ли его вообще. И как это делают в милиции, Аня не знала. Когда она спустя какое-то время пришла к следователю, он устало выслушал ее в очередной раз. В очередной раз сказал, что они ищут, но безрезультатно.

А потом помолчал и добавил:

– А может быть, он просто ушел от вас?

– Как это «ушел»? – не поняла Аня. – Не сказав ни слова?

– Ну, знаете ли, есть женщины, которым лучше не говорить ничего напоследок.

– Так не бывает, – обреченно сказала Аня и подняла на следователя глаза, полные слез.

– Бывает, – устало сказал он. – Еще как бывает. Выходит мужик из дома в тапочках и с помойным ведром и пропадает. А спустя какое-то время объявляется в другом районе города, а то и вообще в другом городе, разумеется, с другой женщиной…

Ответить на это Ане было нечего.

Больше она не обращалась в милицию.

Несколько раз она сходила со своей бедой к разным гадалкам и экстрасенсам, но после того, как все они сказали абсолютно разное, она перестала тратить деньги на этих шарлатанов. И просто попыталась жить одна.

Как-то Илья Покровский узнал обо всем и написал Анне большое письмо. Он сочувствовал ей. «Аня, я не думаю, что исчезновение Ильи как-то связано со мной. Как только меня арестовали, все вы стали не интересны тем, кому интересен я. Скорее всего, это чудовищное совпадение. Держись…»

Она держалась. Сначала было очень трудно. Потом привыкла, как привыкаешь ко всему. И ждала. Потому что не видела его мертвым. А пока веришь и ждешь, человек жив.

В работе честные пути

мне удавались лишь местами,

Тогда никто не мог пройти

между братвою и ментами…

Олег Митяев. «Хроники перестройки»

– Васькова, открывай!

Ольга узнала голос соседа Лехи – Рассола. Пардон, Капустина, которого они с детства Рассолом звали. Кличка эта досталась Лехе от родителя, который в соответствии с фамилией уважал похмельное утро начинать с капустного рассола. Всем от батиной фамилии и клички в их семье досталось понемногу: Леха, как и старший Капустин, стал Рассолом, но «младшим», его маманю тетки во дворе за глаза звали Рассолихой, а бабку – старой Рассолихой. Потом Леха вырос, батя его отправился в лучший из миров, и Рассол-младший перестал существовать, стал просто Рассолом – солидным и серьезным.

– Ну, что ты орешь с утра пораньше? – Ольга открыла дверь и выглянула на площадку. Леха, нагруженный по самые уши мешками из супермаркета, шарил заполошно по карманам – искал ключи.

– Васька, ну-ка, пошарь у меня в борсетке – куда-то завалился ключ!

Ольга отколупнула кнопку на Рассоловой сумочке, и она тут же распахнулась, как пасть неведомого животного, показав внутренности. Все три отделения борсетки были забиты деньгами и пластиковыми картами.

– Вот, шарь тут, под фотой! – Леха кивнул на боковой кармашек сумочки, в пластиковом окошке которого у него была заложена фотография его жены Ленки – длинноногой красавицы с челкой, закрывающей глаза.

Плоский ключ был там, в этом кармане. Ольга выцарапала его, вставила в замочную скважину и с трудом провернула.

– Леха, замок у тебя дореволюционный! Когда ты его уже поменяешь на современный?

– А никогда! Зачем? Васька, любой современный замок можно пилочкой для ногтей открыть. А мой по индивидуальному заказу сделан слесарем-самоучкой на Ждановском заводе, дядей Колей, родным братом моего бати. Он тут, в этой квартире, жил еще до нашего с тобой рождения. Так вот, он бате говорил, а батя – мне: если затеетесь переезжать в другую квартиру, не поленитесь замок вытащить и забрать с собой! А ты говоришь «дореволюционный»!