Господин Малоссен - Даниэль Пеннак
Шрифт:
Интервал:
Он уже у меня в руке, стаканчик. И рука Хадуша, зажавшая стакан в моей руке, подносит его к моим губам.
– Пей.
Я пью.
Я выпил.
– Ну что, лучше? Что случилось, Бен?
– Жюли хотела видеть твою мать, Хадуш.
И я повторяю:
– Жюли зовет Ясмину. Прямо сейчас.
* * *
– Вы говорили сами с собой, господин Малоссен…
Хадуш, Mo и Симон вернулись к своим делам. Сенклер смотрит на меня, улыбается мне. Я смотрю на него, я ему не улыбаюсь. Небо разламывается у нас над головами. Вечер. Лето. Гроза. Париж. Север, даже северо-восток: Бельвиль. Как в послевоенном кино, где янки среди потопа, несмотря ни на что, карабкались на фонари, чтобы воспевать красоту мира на ухо киноманам.
– С кем вы разговаривали?
Крупные капли бьются об асфальт. Жестко стучат по опущенной железной шторе «Кутубии».
– Вы говорили с кем-то. Вы спрашивали у него, какой вы убийца.
Хотел бы я знать, кто дирижирует грозой. Как искусно справляется он с дождевыми струями… в стремительных пассажах переходя от громовых раскатов водопада к журчанию фонтанов…
– И часто вам случается беседовать с самим собой?
И пронзительность скрипок слышится в резкой затхлости асфальта…
– Это у вас после операции началось, не правда ли?
Бельвиль стоит по щиколотку в бегущих потоках. Сенклер, обмакнув усы в золото пива, выжидающе смотрит на меня.
После операции?
Кажется, пришло время заинтересоваться разговором.
– О какой операции вы говорите?
– О той, которая вернула вас к жизни, чудо, сотворенное руками профессора Бертольда, в прошлом году.
Понимающая улыбка.
– Неповторимый наш профессор Бертольд, другого такого не найти, вы, верно, согласитесь со мной. Наш лучший хирург, если не один из самых выдающихся в мире… и весьма вероятно, нобелевский лауреат – в ближайшем будущем.
Я не улыбаюсь. «Неповторимый… лучший… выдающийся…» Да, да, точно он, Сенклер. Ты переменил костюмчик, но я тебя в любой одежке распознаю, Сенклер. Дешевка. Превосходство степеней не в счет… Спишем их на окружающую атмосферу…
– О! Извините меня ради бога, я, конечно, должен все объяснить.
И он мне объясняет. Он объясняет, что ушел из Магазина несколько лет назад, спустя некоторое время после моего ухода («вашего ухода, который, кстати сказать, повлиял и на мое увольнение, господин Малоссен, однако существуют предписания…»), и учредил медицинский еженедельник «Болезнь».
– Слышали?.. Медицинский журнал, адресованный не докторам, как все остальные, а их пациентам… больным катастрофически не хватает информации, а они так пекутся о своих болячках… золотая жила, и название отличное – «Болезнь», вы не находите?
Неподходящий момент, чтобы интересоваться моим мнением, на что должна быть похожа «золотая жила».
– С этой точки зрения… (минутное колебание)… я и рассматриваю медицинскую информацию… вы не можете не согласиться, что ваш случай представляет значительный интерес.
Как, черт возьми, мой случай дошел до его ушей?
– Не так давно ко мне приходил ваш брат Жереми.
Все ясно…
– Представьте себе, он хотел зазвать меня в театр, убедить меня сыграть в одной пьесе его собственного сочинения.
«Пьеса его собственного сочинения»… так, так.
– Я попросил его изложить мне свои аргументы… мне показалось, что я распознал в этом некоторые моменты, общие для наших с вами биографий…
Единственные наши общие моменты, Сенклер, это взаимное безразличие и обоюдное забвение.
– Он объяснил, что это только первая часть намечающейся тетралогии, и я спросил, не расскажет ли он мне содержание трех других пьес… Бог мой, когда он затронул в своем рассказе клиническую смерть и тему трансплантации, когда он в общих чертах нарисовал портрет хирурга, к тому же презабавный, с «головой тупицы и пальцами феи» (это его слова), меня осенило! Я уже отчаялся найти пациента, оперируя которого, профессор Бертольд проявил все свое искусство, но благодаря вашему брату Жереми…
Я слушаю Сенклера… и говорю себе, что Жереми никогда не делает только одну глупость. Или, вернее, любую глупость Жереми по ее последствиям можно сравнить с атомным реактором. От одного расщепления к другому, цепная реакция. Ему мало того, что он всем дает имена, наш Жереми… он теперь освобождает энергию судьбы.
– Жереми вас ангажировал?
Это бы меня сильно удивило. Несмотря на небритые щеки и протертые джинсы, забияка с виду, этот Сенклер просто маменькин сыночек, холодный, как рыбье дерьмо. Его, пожалуй, и свет рампы бы не согрел.
– Нет, он счел, что я несколько… более сдержан, чем надо, полагаю…
(А я что говорил…)
– И потом, я не питаю большой страсти к театру.
(Тем лучше.)
– В данный момент, моя страсть – это вы, господин Малоссен.
Еще и уточнил: я, такой, каким воссоздал меня Бертолъд. В каком-то смысле – всего лишь ряд операций. Я и тот другой, внутренностями которого Бертольд меня начинил… тот другой во мне, который продлил мою жизнь… нашу общую жизнь… разделение нашего психического поля под моей трепанированной черепушкой.
– У меня к вам всего несколько вопросов.
Приехали… Господин Сенклер, главный редактор еженедельника «Болезнь», планирует выпустить номер, посвященный трансплантации и ее последствиям для психики. Его читателям необходимо мое личное свидетельство. «Жизненно необходимо, господин Малоссен…» О да, я понимаю.
– С кем вы разговаривали, только что?
И наконец до меня дошел его вопрос. Этот кретин вообразил, что мы играем в паре, Кремер и я, что мы регулярно проводим конференции, ведем счет нашим взаимным клеточкам и оцениваем свое обоюдное влияние… в целом, он беспокоится о нашем сосуществовании… о долговечности нашего организма…
– Вы, вероятно, с ним разговаривали, не так ли? В его глазах такая жажда подтверждения, что мне так и хочется подтвердить… Да, мой дорогой Сенклер, мы в самом деле все время советуемся друг с другом, мой донор и я… О! всякие мелочи… Джекилл и Хайд договариваются, кому стоять на стреме… знаете, семейная жизнь, у каждого свои привычки… приходится идти на уступки…
Но я сейчас совсем не настроен шутить.
Совсем.
Я поднимаюсь, торопясь уйти домой.
– Знаете, Сенклер, идите вы…
И удаляюсь.
Широким шагом
– …
– Какой вы убийца, господин Малоссен?
– …
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!