Книга судьбы - Паринуш Сание

– Моя мама сказала тебе?.. Что ж, это правда. И ты права – меня принудили к браку. Побои и пытки – не единственная форма угнетения, порой нас обезоруживают любовью, привязанностью. Но я согласился лишь потому, что думал: ни одна девушка не согласится выйти замуж за меня на таких условиях.

После этого мы какое-то время ели молча. Потом он взял стакан с чаем, откинулся на подушки и сказал:

– А ты умеешь отвечать ударом на удар. Мне понравилось! Ни на минуту не задумалась!

Он засмеялся, и я вместе с ним.

– Знаешь, почему я не хотел жениться? – сказал он.

– Нет. Почему?

– Потому что стоит человеку жениться, и его жизнь ему больше не принадлежит. Руки-ноги связаны, он опутан так, что уже не думает о своих идеалах, не пытается их осуществить. Кто-то однажды сказал: “Когда мужчина женится, он останавливается. С рождением первого ребенка падает на колени. Рождается второй ребенок – и он падает ниц. А с появлением третьего он уничтожен”. Примерно так сказал… Конечно, приятно получать готовый завтрак и чтобы в доме было чисто, чтобы мне стирали одежду и ухаживали за мной. Но это обычный эгоизм, он коренится в нашем воспитании, в обществе, где доминируют мужчины. Я считаю, мы не должны так третировать женщин. Женщины и есть самый угнетаемый класс во всей истории человечества. С них первых началась эксплуатация человека человеком. С ними обращались, точно с неодушевленными орудиями, и так с ними и продолжают обращаться.

Хотя эта речь звучала как по-писаному и я не все слова понимала – например, что такое “эксплуатация”, – я сразу согласилась с тем, что он говорил. Фраза “женщины – самый угнетаемый класс” запечатлелась в моем сознании.

– И вы поэтому не хотели жениться? – спросила я.

– Да. Не хотел, чтобы меня связали по рукам и ногам, ведь именно так происходит в традиционном браке. Возможно, будь мы друзьями, одних взглядов, что-то получилось бы.

– Почему же вы не женились на такой девушке?

– Девушки в нашей группе предпочитают не выходить замуж. Они тоже посвятили всю жизнь делу. И к тому же матушка ненавидит всех членов нашей группы. Она мне все уши прожужжала: “Если женишься на какой-нибудь из них, я покончу с собой”.

– Вы ее любили?

– Кого?.. А, нет. Ты неправильно поняла. Речь не о том, что я был влюблен, а матушка была против. Нет-нет! Родители настаивали, чтобы я женился, и я хотел решить эту проблему, женившись на ком-нибудь из группы. Такая жена не помешала бы моей деятельности. Но матушка разгадала мои уловки.

– Что это за группа?

– Не то чтобы “группа”, – ответил он. – Мы просто собираемся, проводим акции в защиту обездоленных. В конце концов у каждого человека есть своя цель в жизни, свои идеалы, к которым он стремится. Вот ты – к чему стремишься? Какую себе ставишь цель?

– У меня была цель – закончить школу. Но теперь… не знаю.

– Неужели ты хочешь провести жизнь, отмывая этот дом?

– Нет!

– Так что же? Если твоя цель – получить образование, добивайся! Почему ты сдалась?

– Замужним женщинам не разрешается учиться в школе, – напомнила я.

– Хочешь сказать, ты не знаешь о существовании других способов получить образование?

– Например?

– Запишись в вечернюю школу, сдай госэкзамены. Для этого не обязательно учиться в дневной.

– Это я знаю. А вы не будете против?

– С какой стати мне возражать? Я бы как раз предпочел состоять в браке с женщиной разумной и образованной. К тому же это тебе решать, а я не имею ни малейшего права препятствовать тебе. Что я, надсмотрщик?

В полном изумлении я не могла поверить своим ушам. Что же это за человек? Совсем не похож ни на кого из знакомых мне мужчин. Мне показалось, мою жизнь осветил луч, яркий, как само солнце. От счастья я едва владела языком. Я пробормотала:

– Вы правду говорите? О, если б вы только позволили мне ходить в школу…

Он едва не засмеялся при виде моей растерянности, но удержался и ласково сказал:

– Конечно же, я говорю то, что думаю. Это твое право, и никого не нужно за это благодарить. Каждый человек должен иметь возможность заниматься любимым делом и следовать избранным путем. И в браке супруги не должны ограничивать интересы друг друга – наоборот, они должны взаимно друг друга поддерживать. Ты согласна?

Я восторженно закивала. Намек я поняла: мне тоже не следовало мешать его “интересам”. С того дня у нас появилось неписаное правило совместной жизни, и хотя благодаря этому соглашению мне были возвращены некоторые из общечеловеческих прав, в конце концов я убедилась, что правило это работало не в мою пользу.

В тот день он не пошел на работу, и я, само собой, не задавала вопросов. Он решил повести меня на обед к своим родителям – вечером они уезжали. Со сборами я провозилась долго: не знала, как правильно одеться. В итоге решила повязать на голову платок, как прежде, а если его это не устроит, тогда надену чадру. Когда я вышла из спальни, он указал на платок и сказал:

– Это что? Так и пойдешь?

– Ну, я… я всегда носила в Тегеране платок, мне отец разрешил. Но если вам угодно, надену чадру.

– О нет! Нет! – воскликнул он. – Платок – и то чересчур. Но ты поступай, как сама считаешь нужным, разумеется. Одевайся как хочешь – это твое право.

В тот день я впервые за много месяцев приободрилась. У меня появился защитник, на которого я могла положиться. Мечты, лишь несколько часов тому назад бывшие недоступными, вдруг оказались совсем рядом, руку протяни. И я шла рядом с этим незнакомым человеком спокойно и радостно. Мы разговаривали, больше он говорил, чем я. Порой выражался слишком книжно, словно учитель, наставляющий глуповатого школьника. Но это меня не обижало. Он был начитан, и, судя по его образованию и жизненному опыту, я и в ученицы-то ему не годилась. Поразительный человек!

В родительском доме все собрались вокруг нас. Старшая сестра, Монир, приехала из Тебриза с двумя сыновьями. Мальчики держались особняком, с родственниками почти не общались, больше между собой и только на турецком. Монир оказалась совсем не похожей на сестер, выглядела намного их старше, как будто тетя, а не сестра. Все обрадовались, увидев, что мы с Хамидом поладили. Хамид все время подшучивал над матерью и сестрой. Он их дразнил, более того – целовал в щеку. Вот странно-то! Мне это казалось удивительным и забавным. В семье, где я выросла, мужчины почти не разговаривали с женщинами и уж тем более не шутили с ними и не смеялись. Мне понравился этот дом. Ардешир, сын Мансуре, как раз начал ползать. Славный мальчишка, все время забирался ко мне на руки. Мне было так хорошо, я смеялась от всей души.

– Слава Аллаху, невестушка умеет смеяться, – усмехнулась мать Хамида. – Мы-то ее смеха прежде не слышали.

– Она такая красивая, когда смеется, на щеках ямочки появляются, – подхватила Мансуре. – Клянусь, на твоем бы месте я только и делала, что улыбалась.