Змей Рая - Мигель Серрано

своими глазами увидеть ту реку, Джамну, у которой Кришна играл, будучи ребенком. Именно на этих берегах жил змей Кали–Нага, и здесь Кришна сражался с ним в великой битве. Неподалеку располагается деревня Гокул, и многие из верующих паломников отправились туда. Я же решил отправиться во Вриндавану, где бог, будучи ребенком, танцевал с гопи. Уже было далеко за полдень, когда я вышел в дорогу, и не успел я одолеть и половину пути, как опустилась ночь. Моим попутчиком был чернобородый сикх; я предложил заночевать у дороги под звездами. Он согласился, и мы расположились у обочины; отстегнув меч, сикх вонзил его в землю. Неподалеку были и другие паломники, а под соседним деревом отдыхала компания верблюдов. Время от времени я слышал, как где–то кашляла и стонала женщина. Вглядываясь в небо, я незаметно потерялся среди звезд, и вскоре вновь испытал знакомое с детства ощущение: будто я не лежу спиной на поверхности земли, а наоборот, свисаю с нее, как с потолка. Я чувствовал, будто небо оказалось внизу, подо мной, и казалось, что совсем просто неосторожно соскользнуть и упасть в него навсегда. Это было в точности то же чувство головокружения и ужаса, которое я испытывал еще ребенком. Ощущение бесконечного падения в бездонную пропасть — в ту ночь мне казалось, что я падаю в темную синь самого Кришны.

Вдруг на лице у меня оказалось что–то холодное. Я было подумал, что это змея, но оказалось, что на мне решил посидеть просто маленький лягушонок. Я не стал шевелиться, всё еще оставаясь полупотерянным среди звезд. Сикх уже уснул при своем мече, а женщина всё также кашляла и стонала где–то в стороне, и еще я мог слышать тяжелое дыхание верблюдов. Постепенно стал засыпать и я, ощущая, как звезды не остаются снаружи, за закрытыми веками, но переселяются в мое нутро. Всё глубже и глубже я опускался в небо Кришны.

Проснувшись на заре, я оказался весь покрыт росой, хотя уже потеплевшей под утренним солнцем. Верблюды уже пустились в путь по пыльной дороге к Вриндаване. Сикх и я поднялись, готовясь последовать за ними. Добравшись, наконец, до города, мы сразу же отправились в сады Вриндаваны, и решили провести большую часть дня там. Конечно, эти сады были молодыми, но выглядели они, наверное, так же, как и те древние, что когда–то были разбиты здесь — исполненные легендарности и населенные небывало красивыми павлинами и крикливыми обезьянами. Кроме того, как и в прошлом, сад был полон пастушек, высматривающих себе какого–нибудь Кришну среди цветов и фиговых деревьев. Нетерпеливая страсть пуще всего снедала Радху — странную любовницу синего бога. Радха — замужняя женщина, жена пастуха. И всё же Кришна сделал ее своей избранницей, и сливался с ней посреди танца, сопровождая ее на вершину Древа Рая, где, будучи едиными, они становились Утренней звездой, звездой Его–Ее. Такова правда фактов таинства Индии: хотя у Радхи был муж, она узнала, что ее настоящий любовник не он, а неистовый синий танцор, подобный богу Пану, также игравшему на флейте. В этих отношениях есть и что–то знакомое, очень человеческое, ведь немногие знают о своих подлинных супругах. У каждого мужчины есть своя Радха, а у каждой женщины — ее синий бог. И это окончательное слияние в звезду Его–Ее не произойдет, пока они не встретятся и не исполнят шаги мистического танца, в котором один из любовников остается недвижным в сердцевине, в то же время головокружительно вращаясь снаружи.

Конечно, есть и нечто преступное в этой любви: это не любовь повседневной жизни, и она не укладывается в свод Законов Ману. Скорее, это любовь идеальная, на краю существования, вне пределов «трудов будней». Это слияние за гранью текущего мгновения, когда–то случившееся в древних джунглях и садах Вриндаваны. Глубокой ночью, вдали от мужа и дневных забот, Радха бросалась в безумный танец, приводящий к экстатическому единению вечной женственности с вечной мужественностью. А после она возвращалась в свой дом и принимала известную роль верной жены пастуха, и оставалась там, пока вновь не слышала призыв. Во всём этом скрыто странное, неизъяснимое таинство, и, в конце концов, возможно даже, что муж был горд тем, что жена его соединялась с богом и давала богу рождение. Таково, вкратце, всё таинство божественной любви: она запретна и кровосмесительна; то есть — она требует полнейшего разрушения, прежде чем случится окончательное единение.

Спускаясь по узким тротуарам улиц, я, наконец, вернулся к реке. Там я увидел множество большущих черепах, отдыхавших на берегу, или плывших в потоке. Это были черепахи Брахмы и Вишну, главенствовавших в первую эпоху мира — Сатья–югу, в которой человек жил до четырех тысяч лет. Вишну в то время принял облик черепахи, чтобы отправиться на дно моря и найти таинственный «предмет», утерянный в час Потопа. Там, на дне Молочного моря, он взволновал воды и воздвиг гору — Кайлас. Тогда боги и демоны обернули вокруг него змея Васуки, и, разделив его вдоль, связали концы веревкой. Этим удлинившимся вдвое змеем они вновь стали колыхать море, пока не нашли тот таинственный предмет. Наконец он явился им, приняв форму Амриты, воды жизни, а также Рамбхи, прекрасной нимфы. Мы можем думать, что этим потерянным предметом была и Радха, и неизбежно также и Виша — то есть яд.

XXIII. Утренняя звезда

Приближаясь, я испытывал страх, боязнь разочарования. Всегда боишься расстаться с иллюзией, думая, что не сумеешь увидеть той красоты, которую описали другие. Совершенно определенно, я чувствовал подобное разочарование, стоя перед Пирамидами и Сфинксом. Но сейчас, под тенью начавшегося вечера, одетый в индийскую белую мантию–кадхи, я входил во двор Тадж–Махала. Пройдя сквозь каменную арку, по длинному коридору я вышел к другому арочному проходу, который подвел меня к воротам главного входа. А потом, неожиданно, всё видение предстало передо мной. Ничто не предвещало такого мгновенного раскрытия, разоблачения; это был внезапный порыв, в чём–то подобный тому моменту, когда я проснулся на рассвете в Антарктике, и в первый раз увидел необъятные снежные пустоши и громады белого льда.

Тадж–Махал располагался в некотором отдалении от врат внутреннего двора, и, казалось, парил над землей будто призрак. Вступала в силу ночь, луна осторожно взбиралась на небо, а он сиял мягким неземным светом. Пруд, протянувшийся от входа к подножию самого строения, возвращал небу темные отражения дрожащего света.

Звуков не было вовсе. Я замер, а несколько индусов скользили по дороге, ведущей к строению. На противоположном конце