Как нашли убийцу? Каждое тело оставляет след - Патриция Уилтшир

Среди других растений, которые могли оказаться важными, были бузина, бук и что-то из сливовых, возможно слива, вишня, тернослива или терновник. Если пыльца принадлежала терновнику, то это могла быть дикая изгородь, однако, когда все травы начали дополнять выстраивавшуюся перед моим мысленным взором картину, стало очевидно, что речь шла именно о заброшенном саде. Прежде всего, я получила двадцать четыре пыльцевых зерна, которые были мне совершенно не знакомы. Так как обычно используемые для идентификации признаки ничего не дали, пыльца, возможно, принадлежала какому-то нехарактерному для нашего региона виду. Мне не хотелось тратить время на точную идентификацию: для этого порой приходится часами работать с эталонными образцами и литературой, а полиции как можно скорее нужно было получить ответы. Имевшейся на тот момент информации уже хватало, чтобы с уверенностью сказать, что это был сад либо парк. Я решила быть практичной и сосредоточиться на пыльце и спорах, которые сразу же смогла опознать: к самому сложному я всегда могла вернуться потом. В полном споропыльцевом профиле преобладали всевозможные сорные травы, многие из которых характерны для открытого ландшафта и почвы с нарушенной структурой – растения, похожие на одуванчик, марь, крапива, пастушья сумка, подмаренник и многие другие. Кроме того, был щитовник и даже сфагновый мох.

Я уже давно перестала удивляться, находя характерные для болот и вересковых пустошей растения вроде сфагнового мха в городской черте. Если подумать, сколько торфа было извлечено с наших нагорий для нужд садоводства – в Шотландии, Пеннинских горах и голых, но прекрасных ирландских ландшафтах, то можно представить, какое огромное количество их спор и пыльцы находится в горшках и городской почве, где есть садоводы-любители. Удивило же меня найденное в волосах девушки большое количество грибных гиф[6] и спор. Вряд ли грибы росли на самих волосах, так как мало у каких из них есть ферменты, способные расщепить кератин, из которого состоят волосы, ногти и перья. Грибы, которые вызывают микоз и ногтевые инфекции – почвенные, они способны использовать волосы в качестве пищи, однако грибы в волосах девушки были, скорее, теми, что обычно растут на органических остатках растений, и на волосы они, скорее всего, попали в результате прямого контакта с растительным мусором.

Мне также удалось найти в волосах и сплюснутые пыльцевые зерна. Возможно, в том саду когда-то росла клубника или ревень. Это могло указывать также на солому и конский навоз. И то, и другое используется при выращивании этих растений, а даже перегнивший конский навоз обычно содержит следы соломы от подстилки в конюшнях. Я дала следователям описание места, где могло лежать тело девушки, прежде чем ее закопали. Конечно, информация была весьма ограничена, но так полиция хотя бы поняла, что речь идет о каком-то жилом участке, а не месте в диком лесу. Кроме того, теперь следователи искали человека, отличавшегося небрежным отношением к дому и саду.

Еще в своем первом деле в Хартфордшире я столкнулась с необходимостью исключить все лишние, либо указанные подозреваемыми в качестве алиби места. Нужно проделать то же самое и в этом случае. В деле о китайской триаде и связанном мужчине, похищенном в день свадьбы, мне было необходимо убедиться, что обнаруженная в машине подозреваемых пыльца действительно принесена из лесополосы, куда сбросили тело жертвы. В сопровождении двух смущенных полицейских я посетила известные места на востоке Лондона, где бывали жертва и обвиняемые. Составила перечень видов и собрала образцы с земли, с которой с большой вероятностью могли контактировать похитители, стараясь охватить связанные с ними территории как можно шире. Я старалась исключить из списка потенциальных источников пыльцы в изъятом у подозреваемых автомобиле как можно больше мест. В тот день мы справились со своей задачей, однако запомнился он мне совершенно по другой причине.

Я шла, уткнувшись в свой блокнот, между двумя огромными полицейскими, и не поняла, что что-то не так, пока один из них тихонько мне не сказал: «Нам нужно идти, Пат».

В те дни я была еще совсем не опытной. Я делала свои первые шаги в сыскной работе и, вероятно, провела слишком много времени под крылом университета, чтобы хотя бы задуматься о мире, с которым у меня начиналось знакомство. Я еще не закончила сбор, так что стала ему возражать. Нам нужно было посетить и другие места; занести в список другие растения. Это была моя первая попытка работы с полицией, и мне хотелось сделать все досконально. Однако…

– Нет, Пат, – уже более строго сказал полицейский, – нам нужно идти прямо сейчас.

Только тогда я огляделась по сторонам. Меня сопровождали детективы в штатском, но слухи быстро разлетелись, и все уже знали, кто мы такие. Честно говоря, мы, должно быть, и правда выглядели подозрительно – и наверняка комично: двое огромных мужчин в темных брюках и элегантных белых рубашках, между которыми шла невысокая женщина, что-то царапая в блокноте. Сомневаюсь, что это зрелище было для местных жителей привычным. Теперь на каждой улице из-за угла кто-то выглядывал. Нас провожали глазами с тротуара, с перекрестка, с чьего-то заднего двора. Тогда-то я все и поняла: в полицейской работе нужно знать, куда лучше лишний раз не соваться. Однако соваться приходится все равно: цена неправильного толкования полученных результатов высока, но еще хуже, когда не можешь подтвердить свои данные сравнительными образцами. Версия обвинения может быть разбита в пух и прах при отсутствии достаточных доказательств.

Что касается дела завернутой в пододеяльник девушки, то мне предстояло точно так же исключить все лишнее. Я уже взяла образцы из палисадника перед домом и на заднем дворе по месту ее жительства, а также там, где ее в последний раз видели живой. Мне нужно было убедиться, что обнаруженные в ее волосах палиноморфы действительно соответствовали месту или местам, в которых она оказалась уже после похищения. Кроме того, я составила длинные перечни растений, росших как в этих садах, так и поблизости от ее дома. Адвокаты защиты не упустят случая усомниться в аргументах обвинения, и для этого им достаточно лишь предположить, что все обнаруженное на теле могло попасть туда где-то еще, а не обязательно в связанных с обвиняемым местах. В самом начале расследования каждого дела я начинаю думать о предстоящем суде, представляя себе вопросы, которые адвокат защиты может, как они это любят делать, задать мне в попытке дискредитировать мои доказательства. Затем я пытаюсь ответить на эти вопросы, мысленно устраняя все недочеты в методике своей работы.

Пока я занималась пыльцой, полиция активно проводила следственные мероприятия. По новостям только и говорили, что о пропавшей девушке, а на каждом пакете молока, продаваемом в сети супермаркетов Iceland, была напечатана ее фотография. В итоге в полицию обратились две женщины, и обе указали на одного и того же мужчину. Они встретились с ним по объявлению о знакомстве в газете, и жил он в том же жилом комплексе, что и родители девушки. Подозреваемый был обычным мужчиной и зарабатывал на жизнь продажей корма для животных. Он регулярно гулял в том самом лесу, где нашли труп девушки, и был довольно замкнутым, однако, как это часто случается, за его непримечательным внешним видом скрывалась совершенно другая натура. По словам его бывших девушек, у него была сексуальная потребность в связывании: он связывал своих любовниц и запирал их в шкафу. Одной из них он, к ее ужасу, признался, что хотел связать даже ее дочь кабельными стяжками и заняться с ней сексом.