Дитя Всех святых. Цикламор - Жан-Франсуа Намьяс

– …почему бы вам не сходить к священнику? Мой духовник, мэтр Берзениус, человек мудрый, наверняка даст вам благой совет…

При слове «духовник» у Анна впервые мелькнуло смутное ощущение надежды. Конечно же, ему нужен именно духовник! Он один сможет сказать юноше, что ему делать, а быть может, отпустит грехи, наложив ужасную епитимью.

Анн повернулся к Альеноре.

– Не знаю, как вас и благодарить, сударыня…

Она закусила губу и поспешно отвернулась. Он не понял почему…

***

Они продолжили свое путешествие в молчании, и вскоре оно стало особенно мрачным. За те три месяца, что длились холода, земля настолько промерзла, что невозможно было никого похоронить, а умирало в эту страшную зиму особенно много. Весь предыдущий день в деревнях строгали гробы. Теперь люди толпились в церквях со своими покойниками, торопясь предать их земле до великого праздника Воскресения Христова, поскольку на Пасху погребальные церемонии запрещены.

Анну и Альеноре то и дело попадались на пути похоронные процессии, а вокруг, с колокольни каждой деревни, неумолчно раздавался похоронный звон. Ничего мрачнее и вообразить было нельзя. Анн, которого смерть до сих пор обходила стороной, был теперь окружен ею отовсюду. Он подумал о теле Перрины, которое уже должны были найти. Теперь его тоже укладывают в гроб…

Хотя нет! Перрина никогда не будет погребена по-христиански. Ее, как прочих самоубийц, оставят лесному зверью на поживу. Ибо Перрина проклята. По его вине она обречена на вечное одиночество в адском пламени! Всей душой Анн сожалел о том, что не бросился в воды Куссона. Его посетило искушение умертвить себя немедля, но, вспомнив об исповеднике, он в последний миг передумал. Надо подождать, что скажет священник…

Путешествие оказалось особенно долгим и тяжелым из-за оттепели вода разлилась потоками, и кони, увязая копытами в грязи, еле продвигались вперед. В какой-то момент всадникам полностью преградило путь дикое нагромождение камней вперемешку с землей. Анн спешился, чтобы отыскать проход. Ему это удалось не без труда, и он повел лошадь Альеноры, ведя ее под уздцы.

Снова садясь на Безотрадного, Анн заметил, что вымазан грязью с головы до ног. Даже цвета нельзя было различить на его великолепном красно-черном плаще, а главное – исчезли вышитые золотом волк и лев. Да и Безотрадный был заляпан по самую грудь. От этого Анн испытывал мрачное удовлетворение: теперь его вид соответствует тому, что творится в его душе.

Альенора Заморская, конечно, не достигла таких бездн отчаяния, но и ей уже было невмоготу. Добрый, чистый юноша с разбитым сердцем так мучается из-за нее, а она еще собирается отправить его на смерть!.. Альенора стискивала зубы и старалась не смотреть в его сторону. Разумеется, она не дрогнет и выполнит поручение до конца, но уж поскорей бы все кончилось…

Обольщая Анна по приказу Иоганнеса Берзениуса, она вела себя как подобает хорошему агенту Интеллидженс сервис. Впервые увидев Анна, Альенора заинтересовалась им лишь как добычей. Его юность и явная наивность успокоили ее. А красота молодого наследника Куссона ничуть не смутила шпионку, даже наоборот: она сказала себе, что соблазнить такого будет только приятнее. И тем легче будет довести дело до конца, то есть женить его на себе.

Когда Анн объявил о своей скорой свадьбе с Перриной, это оказалось непредвиденным затруднением. Альенора даже почувствовала укол ревности: она-то воображала быть у мальчишки первой – и даже представить себе не могла, что у нее заведется соперница. Но даже и здесь Альенора великолепно вышла из положения. А потом случилась ужасная смерть мельниковой дочки.

Увидев тело утопленницы, «волчья дама» испытала потрясение. Она совершенно не хотела смерти невинной девушки. Конечно, теперь она уверена в успехе. Бедный мальчик полностью уничтожен. Альенора передаст его в руки Берзениуса, «духовник» убедит его жениться на ней, а потом подошлет убийц. Это будет самым легким из ее заданий. Но теперь оно внушало Альеноре отвращение. Ей казалось, что она ведет ягненка к мяснику.

Их продвижение еще больше замедлилось. Близ Луары почва окончательно раскисла и стала болотистой. К вечеру, они все еще не добрались до города, хотя до него оставалось рукой подать. Они решили пренебречь опасностью и продолжить путь ночью, пользуясь полнолунием. В особо трудных для прохода местах Анну не раз приходилось спешиваться. Утром они добрались до Нанта совершенно измученные.

Путешественники немедленно отправились в собор Святого Петра – не только ради пасхальной службы, но и потому, что там, по словам Альеноры, они наверняка встретят мэтра Берзениуса.

В соборе было черно от народа. Месса как раз началась. Они слушали ее, стоя бок о бок, и, хоть по разным причинам, для обоих радостная пасхальная служба обернулась кошмаром.

Для Анна была невыносима сама атмосфера всеобщего ликования. Величайший праздник христианства выпал на самый черный день в его жизни. Слова священных песнопений, которые радостно подхватывала паства, говорили о надежде, о победе над смертью, о воскресении, тогда как в его собственной душе царили безысходность, траур и смерть…

Альенора же приходила в ужас оттого, что в этот день славили невинную жертву. Ей казалось, что она повинна не меньше, чем палачи Господа. «Волчьей даме» мнилось, будто она… Иуда!

Когда раздались первые слова пасхального гимна «Immo– latus est agnus! [4] Alleluia! Alleluia!», Альеноре пришлось сделать над собой сверхчеловеческое усилие, чтобы не заткнуть себе уши.

Слова «Ite missa est» положили конец ее страданию. Колокола зазвонили во всю мочь. Они вышли на паперть, где Альенора пыталась высмотреть Берзениуса в людском потоке, хлынувшем из собора. Наконец, она заметила его, окликнула, торопливо представила ему Анна, сказала, что тому срочно надо исповедаться, – и убежала.

Анн остался наедине со священником, внушившим ему инстинктивную неприязнь. Только тонзура среди его белесых, курчавых, как у барашка, волос, свидетельствовала о принадлежности этого человека к духовному сословию. Лицо же, розовое, рыхлое, толстогубое, равно как и выпирающее пузо, наоборот, говорили скорее об искателе плотских удовольствий. К тому же у Берзениуса был весьма самодовольный – если не сказать самовлюбленный – вид.

Но Анн тотчас же рассердился на себя за столь низкие мысли. Слишком хорошо он знал, что нельзя судить о людях по одной только внешности. Разве у него самого под приятной наружностью не таится чернейшая душа?

Берзениус улыбнулся юноше:

– Само Провидение привело вас ко мне, сын мой. Я исповедовал и величайших мира сего… Следуйте за мной.

Путь оказался недолог. Берзениус проживал в епископской резиденции, построенной рядом с собором. По знаку «духовника» Анн преклонил колена на молитвенной скамеечке возле окна и собрал все свое мужество, чтобы начать. Снаружи, прямо напротив окон, он мог видеть каменный крест, каких много в Бретани. Под крестом резчик изобразил Деву Марию, держащую на коленях тело своего сына. Анн подумал о матери, умершей ради того, чтобы дать ему жизнь. Об англичанке Энн, чьим именем он назван. Сейчас юноша остро сожалел о том, что никогда не просил Изидора, хорошо знавшего ее, рассказать о ней.