Алиби для бультерьера - Наталья Александрова

— Ты, Песий Лекарь, скажи своему черту одноглазому,чтоб угомонился! — заверещал Малахай, отскочив в сторону. — Он ведь ивправду руку может по локоть отгрызть!

— Ты сам сперва угомонись! — отозвался ПесийЛекарь. — Не будешь нарываться — ничего он тебе не отгрызет!

Малахай еще что-то злобно пробормотал, но заточку спрятал ивернулся на свое место.

Сергея забила крупная дрожь.

Речной холод, на время отступивший перед жаром адскогопойла, снова проник во все клеточки его организма. Сергей шагнул к костру,протянул к нему руки и покачнулся, едва устояв на ногах.

— Да пустите вы его к огоньку-то поближе! —проворчал Песий Лекарь, отодвигаясь в сторону и освобождая Сергею местечковозле самого огня. — Не видите, что ли, совсем человек околевает!

— Пустите человека! — властно проговорилаповелительница бомжей. — Дайте ему обогреться да покормите!

Для Сергея тут же расчистили удобное место. Он опустился накорточки, сунул трясущиеся руки чуть не в самое пламя. От мокрых ботинокповалил пар. Вдобавок к жару костра одноглазый пес придвинулся к Сергею,прижался теплым боком, и холод начал понемногу уходить из продрогшего тела.

Бомжи успокоились и вернулись к занятию, прерванномупоявлением незнакомца.

Один из них, тощий сутулый старик с жидкой растрепаннойбороденкой, варил в подвешенном над костром котелке какое-то подозрительноеварево, то и дело что-то в него подбрасывая — то корешок, то щепотку соли иликакую-то травку. Помешав в котелке погнутой алюминиевой ложкой, он попробовалпохлебку, еще немного посолил и протянул ложку повелительнице:

— Попробуй, матушка, Халява Панкратьевна!

Бомжиха шумно втянула похлебку, почмокала и важно кивнула:

— Сгодится! Разливай!

Бомжи протянули к котелку что у кого было — консервныебанки, жестяные миски, большие кружки. Кашевар разливал варево по этимемкостям. Песий Лекарь всунул в руки Сергею мятую алюминиевую миску, подтолкнулего. Сергей подставил миску, и сутулый старик щедро плеснул ему порциюпохлебки.

От миски шел очень странный запах, и в ней плавали какие-топодозрительные ошметки, но Сергей понял, что готов сейчас съесть все, чтоугодно, — особенно в горячем виде.

Песий Лекарь, который, судя по всему, решил взять шефствонад новичком, да и вообще, вероятно, обладал заботливым и жалостливымхарактером, отдал Сергею свою ложку — точнее, обломок ложки, почти без черенка.

— А как же вы? — спросил Сергей.

— Да я и через край похлебаю, — отозвался тот.

Сергей зачерпнул было содержимое миски, но сосед придержалего за локоть:

— Обожди, малый! Сперва молитва…

Действительно, никто из окружавших костер бомжей не ел, всесидели наготове с просветленным ожиданием на лицах.

«Надо же, — подумал Сергей, — даже на самом дне —такое благочестие! Без молитвы есть не станут!»

— Поп, молитву! — проговорила Халява Панкратьевна,повернувшись к пузатому бомжу, на груди которого поверх драной фуфайки виселтяжелый медный крест.

Тот откашлялся и могучим басом провозгласил:

— Чтоб они все сдохли!

Только лишь он произнес эту необычную молитву, вся честнаякомпания принялась за еду.

Кто гремел ложками, кто хлебал варево через край своейпосудины. Сергей попробовал похлебку. Пахла она ужасно, но была горячей, и он,пристроив миску на коленях и зажав левой рукой нос, в два счета прикончил еесодержимое и дочиста выскреб миску.

Рядом с ним Песий Лекарь неторопливо съел половину своейпорции, а вторую половину поставил перед собакой. Огромный пес благодарновзглянул на хозяина единственным глазом, потянулся мордой к миске… и онаудивительным образом тут же опустела, как будто похлебку засосало вакуумнымнасосом. Пес стремительно вылизал миску багровым языком, печально вздохнул,осознав, что больше ничего не осталось, и положил морду на лапы.

Через минуту общая трапеза была закончена.

Теперь по кругу пустили бутыль с какой-то мутной жидкостью.Каждый отпивал из нее понемногу, под строгими взглядами соседей. Когда Малахайслишком надолго присосался к горлышку, толстый молчаливый бомж, сидевший рядомс ним, угрюмо рыкнул и ткнул нарушителя в бок. Тот огрызнулся, но тут жепередал бутыль соседу.

Очередь дошла до Сергея. Он поднес бутыль к губам.

Ее содержимое пахло отвратительно, но окружающие смотрели нанего с ожиданием, и Сергею пришлось сделать небольшой глоток. Мутная жидкостьотдавала стиральным порошком и машинным маслом. Впрочем, после«Молотов-коктейля», которым отогревал его Будыль, этот напиток был терпимым.Зато в желудке как будто взорвалась граната, и в затылок ударила тяжелая волна.

На глазах Сергея выступили слезы.

С трудом отдышавшись, он передал бутыль Песьему Лекарю.

Тот явно с удовольствием выпил, вытер кудлатую бородутыльной стороной ладони и передал напиток следующему.

Сергей подпер подбородок кулаком и уставился на пляшущеепламя костра. Его начало клонить в сон.

— А поговорить? — повернулся к нему сосед.

— Чего? — дернулся Сергей.

— Как у людей-то заведено? — пояснил ПесийЛекарь. — Поели, выпили, теперь поговорить надо.

— Да, малой! — поддержал Лекаря Будыль. — Явот, к примеру, тебя подобрал, к хорошим людям привел, теперь мне, может,интересно, какая с тобой история приключилась, через что ты в речке-тооказался. И остальные-прочие тоже, может быть, интересуются.

— Верно! — встрепенулся Малахай. — Желаем мызнать, что ты за человек такой! А то, может, ты маньяк убийственный, а мы стобой эту… пищу делим? Так мы тогда несогласные… нам с маньяками, может, кушатьза одним столом неприятно!

— Хлеб наш насущный преломлять! — внушительнопоправил его «священник».

— Говори! — строго пробасила ХаляваПанкратьевна. — Через что в речке оказался? Через какую такую приключению?Сам, что ли, спьяну бултыхнулся?

— Зачем сам? — вздохнул Сергей. — Друг менястолкнул… ну, может, не то чтобы совсем друг — так, приятель…

— Это нехорошо! — пробасил «священник». — Ибосказано: не убий без пользы и надобности!

— Я, конечно, тоже не ангел, — призналсяСергей. — Я с его женой того… любовь крутил…

— И это нехорошо! — прокомментировал «поп». —Ибо сказано: не возжелай жены ближнего своего, ежели есть другие бабы, которыена все согласные!

— Только ему на это было наплевать, — продолжалСергей. — Они с Маргаритой давно уже чужие люди. Думаю, не из-за нее онменя убить хотел, а из-за паршивых бумажек…