Ледяное забвение - Александр Ковалевский

К докладу был приложен меморандум, в самом начале которого давались ответы на вопросы, связанные с воинской присягой на верность Гитлеру, а также возможными обвинениями в «ударе ножом в спину». В них был сделан упор на верность военным традициям, в соответствии с которыми следовало немедленно восстановить независимость армии и уберечь ее от посягательств со стороны СС, а также положить конец тому, чтобы армия ассоциировалась с преступлениями, совершенными СС.

Чувство ответственности перед теми, кто вместе с ним участвовал в заговоре, не позволило Гальдеру просто отложить этот документ в сторону, не обсудив его с главнокомандующим сухопутными войсками Вальтером фон Браухичем, который не раз заявлял, что предстоящее наступление на западе является безумием и может привести лишь к катастрофе.

Тем же вечером Гальдер отнес «доклад Х» фон Браухичу, но не стал представлять его устно, а попросил главнокомандующего подробно с ним ознакомиться.

На следующее утро фон Браухич вернул ему документ со словами: «Напрасно ты мне его показал. Ведь это чистой воды прямая национальная измена. Мы не можем все это рассматривать ни при каких условиях. Ведь мы на войне. В мирное время еще можно рассматривать вопрос о том, чтобы кто-то установил контакт с иностранной державой. Во время войны это невозможно. Тем более что сейчас идет война не между государствами, а между различными мировоззрениями. Поэтому смещение Гитлера было бы совершенно бессмысленным».

После чего главнокомандующий потребовал от Гальдера, чтобы тот арестовал автора доклада, а сам документ отправил «куда следует».

— Если тебе надо кого-то арестовать, арестуй меня! — с вызовом ответил Гальдер, и Браухич больше ни словом не обмолвился об аресте. Потрясая «докладом Х», он лишь воскликнул: «Что я должен делать с этим ничего не стоящим документом, на котором нет ни даты, ни подписи?»

Оппозиция с разочарованием восприняла ответ Браухича. В Сопротивлении началось отступление «по всем фронтам». Все документы, связанные с планами свержения Гитлера, были сожжены; танковые дивизии, которые специально держали на берегу Эльбы со стороны Берлина для участия в перевороте, были отправлены на Западный фронт.

Бездеятельность генералов, не собиравшихся ничего предпринимать, бесила Остера. Понимая, что оппозиция внутри страны не может остановить Гитлера, в том числе и потому, что армия не готова оказать ей в этом поддержку, Остер и его единомышленники по-прежнему целеустремленно делали все, что могли.

Оценивая психологические особенности нацистского диктатора, Остер полагал, что даже чисто внешняя демонстрация готовности союзников оказать максимально серьезное сопротивление могла оказаться достаточной для того, чтобы заставить фюрера отказаться от своих планов.

С самого начала, когда стало известно о планах высадки в Скандинавии, Остер и его коллеги из оппозиционной «группы действия» в абвере надеялись на то, что демонстративное прибытие британского флота в эти районы наглядно покажет Гитлеру, что путь в Данию и Норвегию ему закрыт. Для того чтобы Англия направила свои боевые корабли в восточную часть Северного моря, нужно было, конечно, своевременно оповестить англичан, и Остер сделал все от него зависящее, чтобы нужная информация была срочно передана. Когда он сообщил своему голландскому другу Сасу, что вторжение в Скандинавию состоится в середине следующей недели (8–10 апреля 1940 года), у него еще не было информации о точной дате общего наступления на западе. Остер, однако, опасался, что это наступление совпадет по времени с вторжением в Скандинавию. В конце разговора он попросил Саса передать информацию датчанам и норвежцам, а также английской разведке.

Голландская же разведка просто проигнорировала просьбу передать предоставленную Сасом информацию их английским коллегам. Более того, никто не сообщил Сасу, что по его информации ничего не было сделано, и в результате он и передавший ему сведения Остер не предприняли новую попытку уведомить англичан о планах Гитлера.

По иронии судьбы предостережения о грозящей опасности Скандинавии достигли лишь Дании и только усилили ощущение беспомощности, которое там преобладало, и, наоборот, не достигли Англии и Норвегии, где они могли действительно быть спасительными.

Дания же, несмотря на предупреждение, просто не имела сил и средств, чтобы оказать сопротивление гитлеровскому вторжению. И напрасно Остер, а также другие члены военной оппозиции непрерывно обсуждали, склонившись над большой картой Северного моря, в каком именно месте английский флот мог бы успешно вступить в дело. Правыми оказались бывший начальник штаба сухопутных войск Людвиг Бек и начальник абвера адмирал Канарис, которые сразу сказали, что британцы не будут рисковать своим флотом ради спасения Скандинавии.

* * *

После успешного захвата Дании и Норвегии агрессивные планы Гитлера в отношении нейтральных стран высший генералитет теперь воспринимал как должное. Ведь победа, как часто поучал фюрер своих генералов, списывает все. Их совесть либо притихла, либо совсем уснула, и отныне они готовы были выполнить любой приказ Гитлера, ставшего после триумфальной победы в Скандинавии героем дня. То, что считали невероятным, случилось, и никто не мог отрицать, что эта победа в значительной степени принадлежала лично фюреру.

Теперь только успешная попытка покушения на Гитлера могла остановить грядущее наступление на Западе, но у Остера не было никого, кто мог бы реально это сделать. Из всех возможных способов убийства фюрера самым надежным было использование взрывного устройства. Но как приблизиться к Гитлеру, которого денно и нощно охраняла целая свора эсэсовцев?

Будучи убежденным сторонником физического устранения фюрера, Остер понимал, что при такой тотальной охране любая попытка отравить, застрелить или взорвать Гитлера обречена на провал. Однажды в ходе обсуждения этой проблемы сотрудник МИДа Вернер Хааг вспомнил, что во время официальных похорон, а также при возложении венков к памятникам Гитлер сам клал венок, который, естественно, к месту возложения нес кто-то другой и в надлежащий момент передавал фюреру. Если бы Хааг сумел добиться, чтобы ему поручили нести венок, он бы попытался вставить туда взрывное устройство, скрыв его под цветами.

Исходя из того, что венок могли досмотреть до начала церемонии, Остер отклонил этот вариант. У Гитлера было какое-то звериное предощущение опасности, благодаря которому он будто заговоренный оставался целым и невредимым при всех предыдущих попытках покушения на него. Чтобы ликвидировать такого зверя, нужно было придумать что-то посерьезней венка со взрывчаткой.

Сам же фюрер был уверен в том, что находится под защитой Божественного провидения, которое оберегает его лучше любых телохранителей. На всех парадах он в полный рост стоял в открытом кабриолете и всегда норовил идти в первом ряду шествий, проводившихся в очередную годовщину «Пивного путча». Он обожал пожимать сотни рук, тянущихся к нему из толпы, и мог часами выступать перед многотысячной аудиторией.

В первые годы своего правления Гитлер часто гулял по тропинкам общественного леса под присмотром двух телохранителей в штатском, которые шли на некотором удалении от него, — фюрер не терпел навязчивого сопровождения. Подобные прогулки совершались в особой тайне и по разным маршрутам, что помогало предотвратить возможность покушения. Встречавшиеся ему по дороге другие гуляющие останавливались на обочине и с благоговением приветствовали своего фюрера. Некоторые набирались храбрости и заговаривали с Гитлером, обычно это были девушки и женщины, и в ответ они непременно слышали несколько приветственных слов.