Блуждающая реальность - Филип Киндред Дик

силы и входит Хоппи Харрингтон, олицетворяющий чудовище в каждом из нас – голодного духа, того, что жаждет не воды или пищи, а насилия и власти над другими. Жажда власти в Хоппи исходит из физической депривации. Это компенсация за то, чего ему от рождения недоставало. Хоппи неполон – и хочет восполнить себя за счет остального мира, психологически его пожрав.

В «Докторе Бладмани» вы прочтете об испытаниях, проведенных в 1972 году, которые обернулись катастрофой. Разумеется, таких испытаний не было, и катастрофы тоже. Впрочем, не было и такого человека, как доктор Блутгельд. Все это вымысел. Но на каком-то уровне – нет. Запад округа Марин, где происходит большая часть действия романа, мне хорошо знаком. Я писал книгу, когда сам жил в этих краях. Признаки окрестностей, описанные мною, взяты из жизни. С вымыслом смешано много такого, что можно проверить. Как и мои герои, я собирал в западной части округа Марин грибы, как и они, отличал съедобные от ядовитых. Это одно из самых красивых мест в Соединенных Штатах; когда я жил там в конце пятидесятых – начале шестидесятых, оно было отрезано от остальной Калифорнии, и не стоило труда вообразить его местом действия для послевоенного микрокосма. Сейчас, перечитывая «Доктора Бладмани», я, к большому своему удовольствию, вижу, что сумел запечатлеть в книге многие черты этого уютного мирка, который так любил – и от которого теперь отделяет меня и время, и расстояние.

Любимый мой герой в романе – продавец телевизоров Стюарт Маккончи, который, так уж вышло, чернокожий. В 1964 году, когда я писал «Доктора Бладмани», сделать одним из главных героев чернокожего было довольно-таки смелым шагом. Боже, как же переменился мир в последние годы! Но такой переменой можно только гордиться. В самом первом моем романе, «Солнечная лотерея», чернокожим был капитан космического корабля – для 1955 года большой смелостью казалось и это. На мой взгляд, Стюарт стоит в центре романа. Именно его глазами мы впервые видим доктора Блутгельда, который и есть Доктор Бладмани. Реакция Стюарта проста: он видит сумасшедшего – так его и понимает. Бонни Келлер, близко знающая доктора Блутгельда, видит в нем нечто более сложное. Откровенно говоря, сам я смотрю на Блутгельда так же, как Стюарт Маккончи. Можно сказать, Стюарт Маккончи – это я: я ведь тоже одно время торговал телевизорами на Шеттак-авеню в Беркли. Как и Стюарт, по дороге на работу заглядывался на симпатичных девушек и каждое утро, перед тем как открыть магазин, подметал тротуар перед своей витриной. Так что, должен признаться, в докторе Блутгельде я никаких глубин не вижу и не ищу. Все просто: ненавижу его, ненавижу все, что он собой олицетворяет. Он – чужой, он – враг. Я не могу проникнуть в его сознание, не могу понять его ненависть. Русских я не боюсь; по-настоящему пугают меня такие вот Блутгельды – Доктора Бладмани – в нашем собственном обществе. Уверен, что и они, если знают обо мне, платят такой же ненавистью и с удовольствием сделали бы со мной то же, что и я с ними.

«И пока Стюарт смотрел, опираясь на метлу, мимо прошмыгнул и воровато скрылся в офисе психиатра первый на сегодня чокнутый».

Вот так мы впервые видим доктора Блутгельда: глазами человека с метлой. И я на стороне этого человека с метлой – рядом с ним весь роман, от начала и до конца. Стюарт Маккончи – человек проницательный, и несколько секунд наблюдения за Блутгельдом помогли ему понять то, чего не поняла Бонни Келлер за годы близкого знакомства. Признаюсь, здесь я предубежден. Мне кажется, первому впечатлению человека с метлой стоит доверять. Доктор Блутгельд – ненормальный, и его ненормальность угрожает всем нам. Множество зла в нашем мире исходит от таких людей просто потому, что они существуют.

Так что, пусть в 1964 году, когда я писал «Доктор Бладмани», я во многих предсказаниях ошибся, теперь, перечитывая роман, я вижу, что в главном не соврал. А главное – это люди и их способность выжить. Выжить не как звери, а как подлинные люди, способные к подлинной человечности. В этом романе нет сверхчеловеков. Нет героических подвигов. Признаю, есть предсказания, которые не сбылись, – но в том, что касается самих людей, их силы, упорства, жажды жизни… нет, здесь я все предвидел верно. Потому, разумеется, что и не предсказывал – просто описывал то, что видел вокруг себя: мужчин, женщин, детей и животных, жизнь на этой планете, которая продолжится, что бы ни произошло.

Я горжусь людьми из этого романа. Пожалуй, хотел бы быть одним из них. Когда-то и я махал метлой на тротуаре Шеттак-авеню в Беркли и испытывал при этом то же, что и Стюарт: бодрость, чувство, что я на своем месте и занят делом, радостное ожидание будущего.

Мой роман об этом будущем: и, несмотря на войну (которой так и не произошло), это хорошее будущее. Я сам хотел бы жить со своими героями в их микрокосме, в послевоенном мире округа Марин.

Предисловие к сборнику The Golden Man

(1979)

Глядя на рассказы, написанные более чем за три десятилетия, я вспоминаю магазин «Счастливый пес». По причине, связанной с той стороной жизни, что хорошо знакома не только мне, но и, наверное, большинству писателей-фрилансеров. Имя ей – бедность.

Теперь я вспоминаю об этом со смехом и даже с ностальгией: так или иначе, это была самая счастливая пора моей растреклятой жизни – тогда, в начале пятидесятых, когда я только начал писать фантастику. Но мы были бедны. Нет, не так: мы – моя жена Клео и я – были беднейшими из бедных. И это было совершенно не весело. Бедность закаляет характер? Чушь! Если уж на то пошло, она делает тебя хорошим счетоводом: приходится считать очень точно – и пересчитывать деньги (совсем немного денег) снова и снова. Выходя из дома в продуктовый магазин, точно знаешь, сколько можешь потратить, точно знаешь, что купишь, – и знаешь, что, если потратишь лишнее, голодать тебе день, а то и два.

Итак, сейчас пятидесятые, и я на Сан-Пабло-авеню в Беркли, Калифорния, в магазине «Счастливый пес» покупаю фунт фарша из конины. Причина того, что я фрилансер и живу в бедности (сейчас признаюсь в этом впервые) в том, что меня приводят в ужас любые Представители Власти: начальники, копы, учителя. Я решил уйти на вольные хлеба, чтобы стать самому себе хозяином. Недурная мысль. Ушел из музыкального магазина, где работал