Блуждающая реальность - Филип Киндред Дик
Шрифт:
Интервал:
Однако я не хочу сказать, что фантаст – это ученый-неудачник, которому наука не дает возможности предаваться фантазиям, и он обращается к литературе. Дело не только в том, что ему не терпится увидеть больше, угадать то, о чем реальный череп не сообщает, и он переходит к изобретению мифов, сказок об «ином мире», лишь изредка то тут, то там соприкасающемся с нашим. Мы, писатели-фантасты, во многих предметах снова и снова видим ключи к иным мирам, к иным вселенным. А чего не видим, то ощущаем – и это ощущение неотделимо от литературного, художественного воображения. Есть изречение: «Этот камень мог бы рассказать множество историй о прошедших битвах, о совершенных и забытых подвигах – если бы умел говорить!» Писатель-фантаст чувствует эту историю и описывает ее. Он говорит вместо предметов – говорит за них. И иначе не может. Он знает, что есть нечто большее, знает, что едва ли дождется, когда наука раскроет все тайны бытия – быть может, и никто из нас не дождется. И писатель начинает воспевать эти неведомые битвы и подвиги сам. В будущее он помещает их лишь для удобства: истинное место действия его истории – воображаемый мир, тонкими ниточками «ключей» связанный с нашим. Можно сказать так: Гомер воспевал уже свершившиеся события, а писатель-фантаст поет о тех, что впереди, ибо чувствует, что эти события могут произойти, не нарушив законы логики, только в будущем. Если бы Гомер сложил «Илиаду» до начала Троянской войны, это была бы научная фантастика.
Думаю, о родстве между писателем-фантастом и ученым сказано достаточно. Нетерпение, изобретательность, открытие, что все вокруг тебя (и в реальном мире, и в фантастике других авторов) рассказывает еще нерассказанные истории, которые без твоего голоса останутся неуслышанными, – все это важные стороны характера фантаста, благодаря которым название «научная фантастика» по-прежнему нам подходит, даже когда мы пишем о чисто религиозном обществе и располагаем его не в будущем, а на параллельной Земле. Дело не в том, что это истории о науке, а в том, что мотивы фантаста параллельны мотивам ученых-исследователей. Но он еще и недоволен. В нем кипит недовольство; он хочет улучшить или изменить то, что видит – не выходя на улицу, не занимаясь политической агитацией, а пристально вглядываясь в иные возможности и альтернативы, возникающие у него в голове. Не говорит: «Мы должны принять закон о загрязнении воздуха», не вступает в общество борцов за экологию; желания у него те же – видя порчу и распад нашего общества, он возмущен не меньше любого другого, – однако подход к проблеме решительно иной.
На основе известных ему или возможных данных он создает картину, в которой проблема решена, или картину, в которой она доведена до крайности. Его рассказ или роман об этом несет чувство протеста, но не политического; он восстает против конкретной реальности, но необычным образом. Он хочет петь, а не выкрикивать лозунги и нести плакаты. И он споет нам о преисподних куда более страшных, чем те, с которыми мы сталкиваемся в реальности, или о лучших мирах, или о мирах, где таких явлений просто не существует, – о мирах, живущих по иным законам. Я бы сказал, он активист-интроверт, а не экстраверт. Увидев, что наши шоссе превратились в смертельные ловушки, он не думает обращаться в городской совет с требованием принять закон о снижении скорости и т. п. ему, как интроверту, чужда идея открытого, публичного политического действия. И если он пойдет маршировать с лозунгами, получится просто смешно. Он застенчив и погружен в себя. Его путь – не активизм, а писательство.
Таким образом, я бы сказал, что писатель-фантаст соединяет в себе черты ученого и политического активиста. Ученые улучшают мир, не выходя из лабораторий; активисты выходят на улицу с требованиями. А писатель-фантаст видит отблески идей, хороших, дурных и просто причудливых, и старается привлечь к ним наше внимание. Следовательно, он не только ученый и политик, но и литератор: все это вместе и еще более того. Его работу иногда называют бегством от реальности; но в отношении научной фантастики, по крайней мере, в наши дни, ничто не может быть дальше от истины. Он пишет о реальности – пишет с таким жаром и убежденностью, с какими другой выходил бы на демонстрацию протеста. Таков его путь, ибо он не принадлежит к одному из этих трех типов, а представляет собой их все, сплавленные воедино. Где-то по дороге подцепляет он идею, что слова реальны, что они обладают властью и позволяют добиться желаемого. Должно быть, эту мысль разделяют с ним все писатели; но
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!