Требую перемирия - Мейси Ейтс

– О да, – рассмеялась Аллегра.

– Она сильная. И ты тоже будь сильной. Живи так, как хочется тебе. Ты ведь не хочешь, чтобы твой ребенок считал, что испортил тебе жизнь.

Аллегра подумала о Кристиане и его взаимоотношениях с отцом.

– Нет, конечно нет.

– Я не буду тебя осуждать, если ты не пойдешь сегодня под венец.

– Но я разочарую остальных. Мама сказала, что они с отцом откажутся от меня.

– Ничего подобного. А даже если так… Аллегра, это твоя жизнь. Ты должна жить так, чтобы быть счастливой. – Он замолчал, и в его глазах промелькнула боль. – Не позволяй отцу и матери принимать решения за тебя. Не позволяй вообще никому решать за тебя. Твое будущее принадлежит тебе. В противном случае ты пожалеешь. Поверь мне.

Ренцо кивнул и вышел из комнаты. А Аллегра стояла и смотрела на свое свадебное платье. Брат говорил правду. Это была ее жизнь. А что до счастья… Оно быстротечно. Аллегра не могла сказать с уверенностью, делала ли ее счастливой любовь к Кристиану. Да, она переживала невероятное счастье. Но также испытывала ужасную боль.

Аллегре хотелось взаимной любви. Она не смогла бы выйти замуж за Кристиана только для того, чтобы потом развестись. Не смогла бы жить с ним под одной крышей и спать в разных спальнях. А если подумать о других женщинах… Неужели Кристиан ожидал, что она будет оставаться с ним в браке, с растущим день ото дня животом, а он будет разгуливать с моделями, рекламирующими нижнее белье?

От этой мысли ей стало так дурно, что она начала задыхаться.

Ренцо говорил правду. Это была ее жизнь. И какие бы мать ни питала надежды, связанные с Аллегрой, она вряд ли бы захотела, чтобы ее дочь принимала решение в минуту слабости.

Аллегру не волновало, что подумают о ней люди, потому что она не могла стоять перед огромной толпой и слышать от Кристиана клятвы в любви и верности, когда он не подразумевал ни того ни другого.

Аллегра сдержала бы свои собственные. Она бы любила его без оглядки. Но она не могла найти в себе силы пойти туда и услышать ложь из его уст. Ни ради чести. Ни ради продолжения рода Акоста. Ни ради того, чтобы их ребенка не заклеймили незаконнорожденным.

Аллегра посмотрела на свое свадебное платье в последний раз, переоделась в повседневную одежду и не оборачиваясь вышла из комнаты.

Она не придет. Это было очевидно. Кристиан стоял у алтаря, играла музыка, а проход перед ним оставался унизительно «безневестным».

Его Аллегра, которая так часто приходила тогда, когда Кристиан просил ее не делать этого, теперь, когда он ожидал ее прихода, появляться не собиралась.

Он посмотрел на своего друга, который стоял рядом с ним в смокинге с безучастным выражением лица.

– Кажется, твоей сестры нет на месте, – тихо сказал Кристиан. – Ты, случайно, не знаешь почему?

– Думаю, ты иногда забываешь, что Аллегра моя сестра. Так что она у нас тоже с характером.

– Что она сказала тебе?

– Думаю, важнее спросить, что ты сделал с ней? – повернулся к нему Ренцо.

– Я всего лишь предложил ей выйти за меня.

– Действительно. Ничего больше, – сухо заметил его друг. – Кристиан, моя сестра любит тебя. Она полюбила тебя, еще когда была слишком юной, чтобы понимать, какую ошибку допустила. Наверное, тебе больше нечего было предложить, раз она решила бросить тебя в день вашей свадьбы. И я полностью одобряю ее выбор.

С этими словами Ренцо снова повернулся лицом к гостям.

От его слов Кристиану стало дурно, и он бросился вниз по проходу, не обращая внимания на изумленные возгласы, волной прокатившиеся по толпе.

Кристиан помчался на виллу и влетел в комнату Аллегры.

– Аллегра! – позвал он, но ответа не последовало.

Его окружала пустота. Аллегра исчезла, и только свадебное платье насмешливо смотрело на Кристиана.

Что он наделал?

Он стоял и смотрел в пустоту, вспоминая тот вечер на балу в Венеции. Только теперь он не закрывал глаза на правду.

Когда Кристиан вошел в зал, он сразу же заметил невероятно красивую девушку с темными кудрями, рассыпавшимися по ее обнаженным плечам. Сначала он увидел ее со спины, но она показалась ему какой-то знакомой. Она обжигала.

Манила. И Кристиан знал только одну женщину, которая оказывала на него такое действие.

Он знал, что это была Аллегра. Конечно знал. Он воздерживался целых три года, и только одна женщина пробуждала его тело к жизни.

Там, на балу, они с Аллегрой каждый придумали свою историю и удалили друг друга из нее, чтобы действовать без страха, не думая о последствиях.

Она знала, что это был Кристиан, а он знал, что это была Аллегра.

Это всегда была она. С того самого момента, когда Кристиан заметил, что она выросла и превратилась в женщину.

Его сводили с ума ее невинность, молодость, страсть. Но он твердил себе, что терпеть не может эти вещи. Потому что в противном случае ему пришлось бы признаться, что он любил их. Любил ее всю.

Кристиан упал на колени и согнулся пополам от боли. Конечно, он любил Аллегру. Всегда. И только сейчас у него хватило храбрости назвать вещи своими именами.

Но было слишком поздно.

И тогда Кристиан решил отправиться в замок, в тот самый дом ужасов, который сломал ему жизнь.

Он поехал туда, чтобы найти ответы на вопросы, которые так долго мучили его.

В прошлый раз, когда Кристиан уезжал отсюда, он решил, что это место больше не имеет власти над ним. Но похоже, он ошибался, потому что замок до сих пор диктовал ему свою волю.

Кристиан припарковался, вышел из машины и направился к тому крылу, которое сгорело при пожаре. Он снял пиджак, закатал рукава и, опустившись на колени, начал разгребать завалы, чтобы найти хоть что-нибудь, что имело значение.

Он продолжал трудиться, пока его ладони не начали кровоточить.

Похоже, команда уборщиков постаралась на славу, потому что Кристиан ничего не мог найти. Он уже было отчаялся, когда вдруг под одним из камней он заметил кусочек бумаги. Кристиан не мог понять, как она не сгорела в огне. Он осторожно отодвинул камень и потянул за бумажку.

И тут в его ладонь впился острый осколок битого стекла. Но эта боль была несущественной по сравнению с тем, что творилось у него на сердце.

Он осторожно вытащил свою находку, которой оказалась старая фотография с обгоревшими краями.

Оттуда на Кристиана смотрел маленький мальчик. Приблизительно пяти лет, с темными волосами и такими же глазами и синяком на щеке, который, скорее всего, появился там по милости его отца.

Сердце Кристиана сжалось. Он не мог вспомнить, чтобы когда-нибудь видел эту фотографию. Потому что никогда не искал подобные вещи и уж точно никогда не садился со своей матерью, чтобы покопаться в прошлом, которое они оба предпочитали забыть.