Жесткая блокировка - Сергей Кулаков

– Дальше что?

– В тринадцать часов переговоры за круглым столом у президента.

– Ну, это надолго, – махнул рукой Богданович. – Поди, до вечера больше ничего нет?

– Как всегда, – усмехнулся Спадарчук.

Федор Викторович замолчал, подтянув к себе папку с документами, принесенными секретарем на подпись. Начал внимательно изучать, долго держа перо на весу, прежде чем наложить резолюцию.

– Федор Викторович, – подал голос Васько Николай Петрович, начальник охраны Богдановича.

– Ну? – поднял на него взгляд Богданович.

– На воскресенье у вас запланирована поездка во Львов.

– И что?

– Я бы просил вас не ехать.

– Почему?

– Есть сведения, что во Львове на вас готовится покушение.

– А где оно не готовится? – удивился Богданович.

– И все-таки, Федор Викторович. Это очень опасно.

– Ну, Николай Петрович, ты меня прямо запугал. Да не могу я туда не поехать. Встреча намечена давно, люди будут ждать, депутаты, журналисты. Что им сказать? Что меня хотят убить, и поэтому я не поеду?

– Федор Викторович…

– Подожди, – двинул бровью Богданович. – Возможно, что-то такое там и назревает. Но не поехать – значит показать, что я испугался. О моей поездке широко писалось в прессе, скрыть ее невозможно. Если я отменю поездку, меня тут же обвинят в трусости. Ты этого хочешь?

– Скажем, что вы заболели, – неуступчиво пробурчал Васько. – Побудете неделю в санатории.

– Тут за час может такое случиться – за год потом не расхлебаешь, – с досадой сказал Богданович. – А ты говоришь – неделю. Какая неделя? Оксана сейчас из командировки примчится, начнет баламутить всё по новой. Моя поездка во Львов – реальная возможность показать Западной Украине, что мы едины, что мы живем в одной стране и у нас одни интересы.

– Может, послать кого другого? – тихо предложил Спадарчук.

– Кого?! – взорвался Богданович. – Я бы со всей душой, но кого послать? Тем более что народ ждет именно меня. Нет, дорогие друзья, все это несерьезно. Пускай они там себе готовят, что хотят. Николай, ты у меня начальник охраны, пусть у тебя голова и болит. А я сяду и поеду туда, куда должен ехать.

Васько только покачал головой, зная, что спорить бесполезно. Этого упрямого человека не переубедишь. Скажи ему про сто покушений, он все равно сделает по-своему.

– Но, может, в другой город? – не оставлял надежды Васько. – Хотя бы Винница, там легче обеспечить вашу безопасность…

– Все, Николай, сняли тему, – стукнул ребром ладони Богданович. – Больше и говорить не буду. Олег, – посмотрел он на Спадарчука, – сегодня же пускай еще раз объявят по новостям о моей поездке во Львов.

Васько сцепил челюсти, но ничего не сказал. Спадарчук уже строчил в блокноте.

– Так, что-нибудь еще у вас ко мне есть? – отрывисто спросил Федор Викторович.

Оба присутствующих переглянулась, покачали головами.

– Все тогда, свободны. Мне надо кой о чем покумекать.

Оставшись один, Богданович отложил бумаги и какое-то время сидел, глубоко задумавшись.

Васько без имеющихся на то серьезных оснований пугать не будет. Он был хорошим специалистом, с солидным опытом работы в тех еще кадрах. И – человек преданный, в чем Федор Викторович имел возможность убедиться не раз. Последовать его совету и отменить поездку? В общем, изменение планов – не такая уж необычная вещь в жизни политика, можно найти тысячу отговорок, и люди поверят.

Но эта поездка была стратегически важна. Встретиться лично с теми, кто рвется вычленить Западную Украину из состава страны и присоединить ее на веки вечные к НАТО и Евросоюзу, заявить перед лицом всего мира, что это гибельный путь для украинского народа, убедить несогласных в очной схватке и выхватить инициативу у «померанцевых» – когда еще представится такая возможность?

Нет, надо ехать. Какой бы реальной ни была угроза, отсиживаться в Киеве нельзя. Его отказ – не только локальное поражение бело-голубых. Это проигрыш по всем пунктам, потому что данная один раз слабина неизбежно приведет к ослаблению позиций в целом. Федор Викторович всем своим жизненным опытом знал опасность отступления в тот момент, когда надо наступать изо всех сил. И что в этом случае будет значить угроза его жизни перед упущенным навсегда шансом спасти страну от надвигающейся катастрофы? Тогда и жить не стоит.

Решив этот вопрос для себя окончательно, Богданович придвинул бумаги, одну за одной подписал и позвонил секретарю.

– Скажите, чтобы подавали машину. Я еду в Конституционный суд.

Поправив перед зеркалом галстук, он медленно, твердо вышел из кабинета к дожидавшимся его однопартийцам и многочисленным референтам. Лицо его хранило непоколебимое спокойствие. И все, глядя на это лицо и рослую, атлетическую фигуру, видели, что он готов идти до конца и вынести на своих плечах любую ношу, взваленную на него исторической необходимостью и собственным честолюбием.

В предгорьях Восточных Карпат, в полусотне километров от украинской границы притаился на склоне поросший буком и сосной горы небольшой частный пансионат. Местечко было райское. Чистейший воздух, девственные леса, кристальной чистоты ручьи и небольшие, бегущие в каменистых берегах речушки. Утром гремел разноголосый птичий хор, вечером устанавливалась благостная тишина, невозможная в сутолоке городов. Тот, кто имел счастье побывать здесь и задержаться хотя бы на несколько дней, долго потом вспоминал с мечтательной улыбкой эти места и говорил, что то были лучшие дни в его жизни.

Пансионат назывался «Старая сова». Принадлежал он пани Барбаре Видлевской. Это была свежая еще женщина семидесяти с небольшим лет, высокая, строгая, несколько чопорная и крайне предупредительная к своим жильцам. Любая мелочь, любая самая ничтожная просьба находили быстрый и действенный отклик у пани Барбары – и всегда в пользу клиента.

Неудивительно, что жильцы чрезвычайно высоко ценили организованный в пансионате сервис и платили немалые деньги за возможность занять комнату в одном из двух его этажей.

Помимо прекрасного обслуживая, «Старая сова» славилась кухней, где царила толстая, румяная Юстыня, бессменный повар пансионата на протяжении последних десяти, не то пятнадцати лет. Готовила она не невесть что, в основном простые национальные блюда, вроде фляков, или тушенной в соусе телятины, или запеченной дичи с кореньями. Но все, что выходило из-под ее пухлых, быстрых рук, отличалось такой сочностью и свежестью, таким густым и пряным ароматом, что искушенные жильцы пансионата – а народ здесь живал не бедный, поездивший по свету – в один голос пели осанну ее кулинарным талантам и клялись, что ни в одном уголке мира не едали так вкусно и, главное, здор́ово для своего пищеварения.