Жесткая блокировка - Сергей Кулаков

Размешивая яйца, Роман увидел, что Марта куда-то собирается.

– Позвольте узнать, дорогая супруга, куда вы хотите идти? – спросил он, выглядывая из кухни в переднике и с мутовкой в руке.

Марта при виде его не могла сдержать улыбки:

– А вам идет, дорогой супруг.

– Благодарю. И все же, Марта, куда вы? У нас поезд через пять часов. Кроме того, вам лучше не появляться в городе…

– Не беспокойтесь. Нигде я появляться не буду. Мне надо заехать по делам в банк. Счета не ждут, знаете ли.

– Позвоните Жаку, пусть он оплатит ваши счета.

– У Жака нет доверенности.

– Но…

– Все! – топнула ногой Марта. – Перестаньте мне указывать. Я не хуже вас понимаю опасность и не хочу ей подвергаться. Я лишь заеду в один из филиалов моего банка и сейчас же вернусь назад. Это займет не более часа, от силы, двух.

– Хорошо, – сдался Роман. – Но я поеду с вами.

– Нет, не поедете.

– Почему?

– Я не желаю, чтобы вы водили меня на привязи.

Несколько секунд они мерились взглядами, и Роман понял, что верх ему не одержать. Никогда.

– Марта, – простонал он, – только будьте предельно осторожны. Эти люди очень опасны…

– По-моему, вы опаснее, – отрезала Марта, берясь за ручку двери.

– Возьмите ключи от машины.

– Я поеду на такси.

Хлопнула дверь, каблуки Марты торжествующе зацокали по ступенькам. Роман постоял, слушая, как затихает этот несносный цокот, и вернулся в кухню, доделывать омлет.

В сущности, перед ним возникла очередная дилемма: звонить или не звонить Дубинину. Согласно приказу, он должен докладывать обо всех осложнениях. Осложнение возникло, а значит, надо брать телефон и звонить в Москву. И можно не сомневаться, что он окажется кругом виноват: отпустил Марту одну и снова поставил под угрозу провала всю операцию. Объяснить Дубинину, а тем более Слепцову, что представляет из себя мадам Гаранская, невозможно. Те не поймут и во всем обвинят Романа. И какой тогда смысл звонить? Своими же руками подставить себя под удар? Нонсенс. Не доложить и иметь в случае пропажи Марты большую кучу проблем? Неохота. Как быть?

Вылив взбитую смесь в сковородку, Роман пропустил стаканчик вина, закурил и нашел гениальный в своей простоте выход. Позвонить-то он позвонил, но только не Дубинину, а Марте.

Та, конечно, вспылила, услыхав Романа, но зато он убедился, что с ней все в порядке.

Через полчаса он позвонил снова и, хотя Марта тут же дала отбой, снова перезвонил через двадцать минут. Довел ее, понятное дело, до бешенства, однако же такая тактика позволила ему держать с ней постоянную связь и убеждаться, что она никуда не пропала. Не хотела, чтобы он послужил ей в качестве личного водителя, теперь вот терпи.

Как ни странно, она терпела, не отключая мобильный, из чего Роман заключил, что все-таки она не против его опеки и издает эти нервные возгласы лишь из присущего ей чувства противоречия.

Вопреки ожиданию, Марта не накинулась на него с кулаками по возвращении. Она была даже весела и не отказалась от предложенного ей омлета. И даже погладила Романа по щеке и назвала «милым». В общем, произошла очередная метаморфоза.

Роман, довольный тем, что и Москве себя не сдал, и Марту не упустил, и даже, кажется, вновь завоевал ее расположение, кормил ее чуть не с ложечки и на радостях заварил такой чудесный кофе, что Марта пришла в неописуемый восторг и выпила подряд две большие кружки.

– Еще немного, я и поверю, что ты действительно моя жена, – сказал Роман, убирая со стола.

– Говоря по правде, я бы не отказалась от такого мужа, – ласково улыбнулась Марта.

Мир был восстановлен, впереди расстилались светлые дали.

Роман выключил воду, снял передник и ласково приобнял «женушку», когда она выходила из кухни.

– У нас еще есть пара часов в запасе, – игриво прошептал он ей на ухо.

Марта резко вырвалась из его рук, гневно обернулась:

– Вы все-таки не слишком увлекайтесь!

Эксперимент, таким образом, успешно провалился. Она оставалась все той же злобной стервой, какой была с самого начала. И заблуждаться на сей счет не стоило. Роман лишь пожал плечами и более попыток к супружеской близости не предпринимал.

Через час они вышли из дома и взяли такси. Без каких-либо проблем доехали до вокзала, сели в поезд, в двухместное купе, и точно по расписанию отбыли в восточном направлении.

Следующая метаморфоза произошла с Мартой ближе к ночи, после того как Роман разделся и лег в постель. Ничего не говоря, она залезла к нему под одеяло, энергично сделала то, ради чего залезла, и ушла спать на свой диван.

Роман уже ничему не удивлялся и беспрекословно позволял ей использовать себя в качестве резиновой куклы. На какие только жертвы не пойдешь в интересах службы?

Полторы тысячи стучащих колесами верст остались позади. Под этот стук Роман отоспался на двое суток вперед. С Мартой-Евой отношения у них выстроились следующие: днем они большей частью помалкивали, разглядывая бегущие за окном пейзажи Германии и общаясь только в вагоне-ресторане, вечером же Марта снова с похвальным рвением исполняла супружеские обязанности. Правда, на вторую ночь она ушла не сразу, а задержалась на пару часов, видимо, оттого, что перед тем выпила в ресторане коньяку. Размякнув от любви и алкоголя, она лежала в объятиях Романа и рассказывала ему о своем детстве, проведенном без родителей у строгого до невозможности деда.

Все это было Роману знакомо из ее личного дела, но он вежливо слушал, пуская дым в открытое окно. Дед Казимир Гломба держал внучку в ежовых рукавицах, не давая ни малейшего послабления. Никакой косметики, никаких парней, никакой западной музыки и тому подобных излишеств. Он растил из нее железного строителя коммунизма и намертво вбил в мозг следующий постулат: лучшей страны, чем Советский Союз, нет и никогда на будет. При этом на людях он демонстрировал скептическое отношение к СССР и даже позволял себе поругивать его престарелых лидеров. И так же велел поступать и ей. Зачем? Об этом Марта узнала только тогда, когда стала совершеннолетней, и дед решил, что может на нее положиться.

Наконец-то Роману стало понятно происхождение этих бесконечных перепадов в настроении Марты. Старый разведчик с малого детства раздвоил психику ребенка, приучив ее существовать в двух мирах одновременно, что автоматически накладывало отпечаток на все совершаемые ею поступки.

– Ты, наверное, обижена на деда? – спросил Роман, гладя ее бархатистую спину.

– Нет, – поелозила острым подбородком по его груди Марта. – Я его люблю. Он удивительный человек.

– А родителей своих ты помнишь?