Вне игры - Харлан Кобен

– Ладно, постараюсь. Береги себя, Майрон.

– Ты тоже, Фред.

На тренировке все шло как по маслу. Майрон чувствовал себя великолепно. Он отдался увлекавшему его ощущению легкости и свободы. У него все получалось само собой. Когда он бросал мяч, тот уверенно летел в корзину. Когда он вел, мяч будто прилипал к его руке. Чувства Майрона обострились, как у животного в лесу. Ему казалось, он провалился в какую-то черную дыру и вернулся на десять лет назад, когда играл в команде юниоров. Даже колено не болело.

Большая часть тренировки состояла из борьбы за мяч между основным и запасным составами игроков. Майрон показывал свой лучший баскетбол. Он пружиной взлетал к кольцу. Легко проскакивал заслоны и четко ловил пас. Ему даже удалось два раза добраться до трапеции под корзиной, прямо в гущу верзил-защитников, и оба раза забросить мяч.

Возникали минуты, когда Майрон забывал обо всем: о Греге Даунинге, скорченном трупе Салли-Роберты-Карлы, пятнах крови в подвале и даже о Джессике. Его кровь горела от самого лучшего допинга, который только может получить спортсмен, – ощущения, что ты в прекрасной форме. Кто-то говорит о спортивном азарте, об особых веществах, выделяемых железами внутренней секреции в момент наивысшего напряжения всех сил. Майрон не разбирался в таких вопросах, он знал одно: невероятный кайф и глубокую радость настоящего спорта. Когда ты хорошо играешь, все твое тело зудит от наслаждения, а на глаза наворачиваются слезы чистого блаженства. Это чувство не оставляет тебя весь день вплоть до позднего вечера, когда ты ложишься в постель без малейшего шанса заснуть и мысленно проигрываешь свои лучшие моменты раз за разом, в замедленном темпе, точно безумный оператор, прокручивающий одни и те же кадры. А когда игра не получается, у тебя все валится из рук и ты ходишь унылый и подавленный. Два этих полюса разрывают тебя изнутри с дикой силой, совершенно несопоставимой с такой мелочью, как не попавший в сетку мяч, или упругий шар, отлетевший от ракетки, или еще что-нибудь круглое, со всего маху пущенное в сетку. Когда играешь плохо, пытаешься вспомнить, как глупо мотать себе нервы из-за подобной ерунды. Но в редкие минуты восторга все, что тебе остается, – это мысленно разинуть рот.

Пока Майрон носился в баскетбольной лихорадке, ему в голову закралась одна мысль. Она подбиралась очень осторожно, прячась за углами и скрываясь в тени: «У тебя получается. Ты можешь играть в команде».

Удача не покинула Майрона и позже, когда он ушел в защиту вместе с Леоном Уайтом, лучшим другом Грега Даунинга и его соседом по комнате. Во время игры они образовали нечто вроде дружеского союза, как часто бывает между игроками одной команды или даже между противниками. Они перебрасывались шутками, выстраивая непробиваемую линию обороны. Хлопали друг друга по плечу, когда кому-то удавалось хорошо сыграть. На площадке Леон вел себя как джентльмен. Ни одного дурного слова. Даже когда Майрон прозевал дальний бросок, он ограничился лишь подбадривающим криком.

Тренер Донни Уолш дунул в свисток:

– Так, ребята. А теперь по двадцать штрафных бросков и по домам.

Леон и Майрон обменялись ударами ладоней и кулаков – жест, который делают подростки и профессиональные спортсмены. Майрон всегда любил это настроение мужского товарищества, почти боевого братства, появлявшееся среди игры; только он уже забыл, как это бывает. А было совсем неплохо. Все игроки разбились на пары – один бросает, другой подбирает мяч – и разошлись по разным корзинам. Майрону опять повезло – он оказался вместе с Леоном. Они вытерлись полотенцами, сделали по глотку воды и вернулись на площадку мимо зрительских трибун. На тренировку пришло несколько журналистов. Одри, конечно, тоже здесь. Она смотрела на него с удивленной улыбкой. Майрон едва удержался, чтобы не показать ей язык. Или задницу. Келвин Джонсон тоже появился в зале. Он надел костюм и стоял у стены с видом человека, позирующего фотографу. Во время игры Майрон попытался уловить его реакцию, но лицо Келвина было абсолютно непроницаемо.

Майрон бросал первым. Он приблизился к штрафной линии, поставив ноги на ширину плеч и не спуская глаз с внешнего края кольца. Подкрученный мяч плавно лег в корзину.

– Я слышал, мы будем соседями по комнате, – сказал Майрон.

– Похоже на то, – отозвался Леон.

– Вряд ли это надолго. – Майрон совершил еще один бросок. Чисто. – Как думаешь, скоро вернется Грег?

Леон одним движением подобрал упавший мяч и перебросил его обратно Майрону.

– Не знаю.

– Как он себя чувствует? Лодыжка заживает?

– Не знаю.

Майрон бросил следующий штрафной. Чистое попадание. Его майка была тяжелой от пота. Он взял полотенце и вытер лицо.

– Ты с ним вообще не разговариваешь?

– Нет.

– Странно.

Леон бросил мяч Майрону.

– А что странного?

Болитар пожал плечами и постучал мячом об пол.

– Говорили, вы с ним друзья.

Леон слабо улыбнулся:

– Кто так говорил?

Майрон бросил мяч в корзину. Снова чисто.

– Все. Газеты и вообще.

– Не верь тому, что пишут в газетах.

– Почему?

Напарник сделал ему пас с отскоком.

– Пресса любит придумывать дружбу между белым и чернокожим игроками. Они ищут новых Гейла Сэйерса и Брайна Пикколо.

– Значит, вы с ним не дружили?

– Мы давно друг друга знали. Это верно.

– Но близки не были?

Леон сдвинул брови:

– А почему ты интересуешься?

– Просто поддерживаю беседу. Грег – моя единственная связь с этой командой.

– Связь?

Майрон начал вести мяч.

– Да, когда-то мы соперничали.

– И что?

– А теперь будем играть в одной команде. Чудно как-то.

Леон взглянул на Майрона. Тот перестал бить мяч о пол.

– Полагаешь, Грега все еще волнует ваше старое соперничество в колледже? – В его голосе звучало недоверие.

Майрон сообразил, что сказал глупость.

– Ну, для нас это имело большое значение, – пробормотал он. – Я хочу сказать, в то время.

Еще один промах. Майрон старался не смотреть на Леона. Он вымерял очередной бросок.

– Надеюсь, это не заденет твои чувства, – заметил Леон, – но я восемь лет прожил с Грегом в одной комнате, и он ни разу не упоминал твое имя. Даже когда мы говорили о колледже.

Майрон опустил руки, так и не бросив мяч. Он повернулся к Леону, стараясь сохранить невозмутимый вид. Забавно, но эти слова – гораздо больше, чем он хотел признать, – всерьез задели его.

К ним вразвалку направился Терри. В каждой руке он держал по баскетбольному мячу – с такой же легкостью, с какой другие держат апельсины. Бросив один мяч, он обменялся с Леоном обычными хлопками и ударами ладоней, а затем посмотрел на Майрона. На его лице расплылась широкая улыбка.