Солнце против правил - Анна Витальевна Литвинова

покаяться, объяснить ситуацию и попробовать выкупить собачий документ. Да только вряд ли жители ветхой лачуги вообще заморачивались такой ерундой. Странно заводить щенку паспорт, а потом сажать его в конуру на цепь. Нет у него никаких официальных бумаг, как и прививки.

Но тут вспомнила: у тети Люси, уборщицы, нынешний сожитель — ветеринар. Или, может, санитар, но в собачьей клинике точно работает. Имя знала хорошо — напарница любила клясть своего «Генку-козла». И название клиники вспомнила: «Лесси». Нашла в интернете номер, позвонила, пригласила к трубке Геннадия. Представилась.

— Подружка Люськина? Приезжай! Сделаем! — жизнерадостно отозвался тот.

— Но мне сегодня с этим паспортом уже уехать надо.

— Нет, так не получится. Должна минимум неделя пройти. Бешенство — болезнь неизлечимая. Отвечать, если что, мне.

— Да он не бешеный. А я прямо буду дико-дико благодарна!

Тетя Люся друга своего держала в черном теле, зарплату отбирала до крохи — знала, что любит загулять.

Врач, или кто он там, на секунду задумался. Потом спросил:

— Ведет себя пес нормально? Воды не боится?

— Все с ним хорошо! Нос мокрый.

— Ну, смотри. Я ради тебя всем рискую.

«Если «всем» — значит, коньяк надо покупать дорогой», — поняла Лия. И помимо бутылки еще и тысячу рублей положила в конвертик.

Пока носилась к ветеринару, ездила на вокзал — билеты для псов, как выяснилось, через интернет не продавали, — время совсем начало поджимать. На сбор чемодана оставалось двадцать минут. Порш смотрел, как она торопливо кидает туда вещи, и тоскливо подвывал — вероятно, считал, что она планирует оставить его здесь.

А когда Лия надела на него ошейник, прицепила поводок, из огромных печальных глаз скатились две слезинки. Прижался к ноге, обнял лапами.

— Ты решил, я тебя отдаю? — она внимательно взглянула на собаку. — Вот дурак! Я ж тебе специально паспорт купила! Помчались! У нас впереди новая жизнь!

Хотела выскользнуть из дома незаметно, но тетя Джалиля, конечно, подкараулила, преградила путь:

— Ты куда это собралась?

— В Краснодар. В гости к подружке, — беспечно отозвалась Лия.

— А как же Лева?

— А Лева пусть себе настоящую кавказскую женщину ищет, — мстительно ответила она.

И, грохоча колесами чемодана, побежала с Поршем к такси.

Ни в какую гостиницу Федор Олегович дочь не пустил. Лия вместе с нелепым вислоухим псом заняли бывшую детскую.

Почти все, что напоминало о наследниках, отец в свое время вынес на помойку, чтоб не разводить пыль, но кое-какие осколки для интерьера сохранил, и Лие они пришлись по сердцу. То глобус свой школьный вертела, то куклу дряхлую обнимала. Самодельную игрушку-уродца фотографировать взялась.

Федор Олегович продемонстрировал, что не совсем замшелый. Спросил:

— В Сеть выкладывать будешь?

Смутилась:

— Нет. Просто для себя.

— Так и не научилась врать, — улыбнулся. — Это ж вроде Борькина. Ему послать хочешь?

А она спросила жалобно:

— Пап! Ну почему ты раньше таким не был?

— Каким?

— Человеком нормальным.

Федор Олегович ответил честно:

— Жестким быть проще. Сантименты утомляют.

Телячьи нежности и сейчас надоели быстро. Уже через пару дней совместного бытия с сожалением признал: даже пес ему куда милее, чем дочка, родная кровь. Бестолковая у него девочка. Собаку и то воспитывать не умеет: позволяет той прыгать на себя, лапами пачкать, негигиенично лизаться прямо в ноздри. Отпихивает, просит безо всякой твердости в голосе:

— Порш, не надо.

Федор Олегович усмехался:

— Нет такой команды. Есть — «нельзя».

— Нельзя, Порш! — повторяла дочка.

Но пес ее все равно не слушался. Хотя с ним себя очень прилично вел. Во время ужина чинно лежал в уголке, еду не клянчил. Если лаял, то умолкал от единственного Федорова взгляда. Даже спать перешел в его комнату — на лежанку из старого одеяла.

Лия робко и неумело пыталась строить семью. Спрашивала отца, что он любит на завтрак. Пыталась вести беседы о целительстве и йоге. Просила найти альбомы со старыми фотографиями.

Федора Олеговича смешило ее трепыхание. Он давно жил один. Сексуальные потребности удовлетворял на стороне, никаких привязанностей не имел. И посторонняя (а как еще назвать присутствие взрослой женщины?) в квартире раздражала его все сильнее. Поначалу стоически терпел: что в ванной торчит по часу, никому не нужные блины жарит, в кухне все закапала тестом, а потом очень быстро засобирался в деревню.

И робко спросил:

— Порша со мной отпустишь?

Лия удивилась:

— Зачем он тебе?

— Вдвоем веселей будет. Да и у тебя повод: приехать, навестить. На цепь не посажу, не бойся. Он мой друг.

Кажется, хотела сказать колкость. Но удержалась. Спокойно произнесла:

— Ну, если друг, тогда езжайте.

Федор Олегович опасался: Порш откажется расстаться с хозяйкой. Но пес на прощание лишь церемонно лизнул Лие руку и охотно пошел вместе с ним.

* * *

Все-таки удивительная у них семья. Сейчас-то весь мир цифровой, фотки хранятся в компьютерах. Но из детства Лия прекрасно помнила: у всех подружек — обязательно целые стопки семейных альбомов. Из отпуска, с дачи, про садик, про школу. А отец только и нашел тоненькую книжечку на восемнадцать карточек. Вся их жизнь в жалкие полтора десятка снимков уместилась. Она, Лия, — кулек в день выписки из роддома, а следующая — уже в детском саду на каком-то празднике и потом только с букетом на школьной линейке. Борьки тоже совсем мало. Мама вообще лишь единожды. Зато отца единолично в различных йогических позах — десять вариантов. И ни единого общего снимка.

Но когда отец отбыл, Лия первым делом решила исследовать антресоли — кладовку под потолком. С Борькой туда в детстве залезали, взгромоздившись на стол, а с него на табуретку, он рассказывал в полумраке страшилки, она дрожала, слушала с восторгом. Еще тогда много там всякого барахла валялось. Вдруг отец не выбросил?

Табуретку на стол ставить не пришлось — выросла. И как это папаша-аккуратист допустил подобный рассадник старья? Чего только нет! Ветхая одежда, пачки газет, пустые банки, разобранная детская коляска. А далеко-далеко (Лия вся исчихалась, пока пролезла) обнаружился перевязанный коричневым скотчем ящик. В нем — школьные тетради с записями аккуратным маминым почерком. Рукописный, с вырезками из газет, «Дневник двадцать шестого съезда КПСС», только подумать. Ветхие, читаные-перечитаные книги. Мамочкин детский альбом — она, ее родители, дядюшки, тетушки. И выпускная школьная фотография. Представляла она весь десятый класс «В».

Маму Лия увидела сразу. Василиса Федоскина. Светлокосая, светлоокая. Королева. Красотка. В самом центре группового снимка. А дальше — жадно впилась взглядами в мальчиков. Стрижки смешные, воротники у пиджаков старомодные. У тех, кто в очках, — оправы такие забавные. У кого ж из этих нескладных, прыщавых юношей многие