Баллантайн - Уилбур Смит

двери. Единственная ничем не занятая стена в домике оставалась в спальне мистера Родса, в изголовье узкой кровати, – статуя идеально вошла туда. На следующее утро, когда Джордан пришел будить Родса, тот уже накинул халат и стоял перед соколом.

В свежем розовом свете раннего утра, по дороге в контору «Де Бирс», Родс внезапно сказал:

– Джордан, мне пришла в голову мысль, которой я хотел бы с тобой поделиться. Разглядывая статую, я понял, что север – это ворота, север – это тыл нашего континента.

Вот так все и началось – под сенью статуи.

Когда архитектор Герберт Бейкер обсуждал с мистером Родсом отделку и декор особняка, строящегося в кейптаунской усадьбе Гроте-Схюр, Джордан сидел в сторонке. Как всегда в присутствии посторонних, он оставался в тени, писал заметки под диктовку мистера Родса, подсказывал при необходимости цифры и данные, но и тогда его богатый мелодичный тенор звучал негромко, приглушенно.

Мистер Родс внезапно пришел в возбуждение и, вскочив с места, принялся мерить шагами комнату.

– Бейкер, меня не оставляет одна мысль. Мне нужен какой-то особый элемент в декоре, нечто неразрывно связанное со мной, чтобы после моей смерти, даже через тысячу лет, люди, посмотрев на это, немедленно вспомнили имя Сесила Джона Родса.

– Может быть, алмаз? – осмелился предложить Бейкер, набрасывая в блокноте стилизованный кристалл.

– Нет, Бейкер, алмаз не годится! Неужели нельзя придумать что-нибудь более оригинальное? Сначала мне пришлось отругать вас за скупость, за попытку построить мне жалкую лачугу вместо великолепного гигантского дворца, а теперь, когда я настоял на своем, вы хотите все испортить!

– Птица, – невольно выпалил Джордан и почувствовал на себе удивленные взгляды.

– Джордан, ты что-то сказал?

– Птица, мистер Родс. Каменный сокол. Я думаю, это именно то, что вам нужно.

Родс уставился на молодого человека, потом ударил большим кулаком себя по ладони.

– Вот именно, Бейкер, птица! Нарисуйте ее для меня. Прямо сейчас.

Так сокол стал духом Гроте-Схюра. В доме едва ли нашлась хотя бы одна громадная комната, не украшенная фризом или резными деревянными косяками с изображением сокола. Даже в ванной, на которую пошло одиннадцать тонн отшлифованного гранита, все четыре угла были украшены фигурами птицы.

Саму статую привезли из Кимберли и установили в специально подготовленной нише, высоко над пышной прихожей, откуда сокол слепыми глазами смотрел на всякого, кто входил в массивные деревянные двери особняка.

Этим утром они выехали на прогулку раньше обычного: мистер Родс плохо спал ночью и сам зашел в маленькую спальню Джордана.

Холодный беспощадный ветер дул с гор. Поднимаясь по тропе к частному зоопарку, Джордан оглянулся назад: в рассветных лучах солнца снег на отдаленных вершинах порозовел и ярко сверкал.

Мистер Родс мрачно сгорбился в седле, вжав голову в плечи и низко надвинув широкополую шляпу. Джордан незаметно пришпорил лошадь, чтобы заглянуть в лицо спутника.

Родсу не исполнилось еще и сорока, но сегодня он выглядел лет на пятнадцать старше и даже не заметил необычно ранних фиолетовых цветочков свинчатки, хотя очень их любил и в любой другой день вскрикнул бы от радости. Родс не стал останавливаться в зоопарке и смотреть, как кормят львов, а повернул в лес. На высоком уступе, ведущем к крутым скалам плоскогорья, они спешились.

С такого расстояния Гроте-Схюр, с витыми башенками дымоходов на крыше, выглядел сказочным замком, но Родс смотрел поверх него.

– Я чувствую себя скаковой лошадью, – внезапно сказал он. – Чистокровным арабским скакуном, у которого есть силы и желание мчаться вперед, но на моей спине сидит черный наездник, натягивая поводья и вонзая мне в бока безжалостную сталь. – Родс потер глаза, потом щеки, словно восстанавливая в них кровообращение. – Джордан, ночью этот черный всадник опять сидел у меня на спине. Давным-давно я бежал из Англии сюда, надеясь, что сумел скрыться от него, – а он снова в седле. Его зовут Смерть, Джордан, и он оставил мне слишком мало времени… – Родс прижал ладонь к груди, точно пытаясь замедлить стук нездорового сердца. – Джордан, мое время истекает. Я должен торопиться.

Он вдруг отнял руку от груди и положил ее на плечо юного спутника.

– Мальчик мой, как я тебе завидую: ты увидишь все это, а я нет… – грустно улыбнулся он побелевшими губами, с нежностью глядя на юношу.

Джордану показалось, что его сердце вот-вот разорвется. Увидев выражение его лица, Родс погладил юношу по щеке.

– Все скоротечно, Джордан, жизнь, слава и даже любовь – все проходит слишком быстро… – Родс вновь повернулся вперед. – Пойдем, пора за дело.

Когда они выехали из леса, неугомонный ум Родса уже успел изменить направление: смерть была забыта.

– Джордан, мы должны уломать его. Я знаю, что он твой отец, но нам придется его уломать. Подумай и скажи мне, как лучше это сделать. И помни: без его согласия мы не сможем и шагу ступить, а время истекает.

По дороге через перевал между Столовой горой и Сигнальной шло оживленное движение – на пути вверх Джордан встретил не меньше двадцати экипажей. За два последующих часа путников на дороге становилось все меньше, пока она не превратилась в пустынную колею, ведущую в одно из ущелий.

В зимнее время кусты протеи на склонах позади домика выглядели невзрачно: соцветия высохли на ветках и потемнели. Водопад, низвергавшийся со скалы в облаке водяной пыли, отполировал черные холодные камни; с окружающих водоем деревьев капала вода.

Домик выглядел вполне ухоженным. Толстые стены побелили, крышу недавно перекрыли связками сухой травы, которая все еще сохраняла золотистый цвет. Заметив вьющийся из трубы дымок, Джордан облегченно вздохнул: отец дома.

Когда-то этот дом принадлежал старому охотнику и путешественнику Тому Харкнессу. Зуга купил его за сто пятьдесят фунтов стерлингов – часть гонорара, полученного за «Одиссею охотника». Возможно, он сделал это из сентиментальности: именно старина Том вдохновил Зугу Баллантайна на первое путешествие в Замбезию и помог советами.

Спешившись, Джордан привязал холеного рослого гунтера из конюшни Гроте-Схюра к коновязи возле крыльца и поднялся по ступенькам.

У входа в дом, точно страж, стояла колонна из голубоватого камня. Тень набежала на лицо Джордана при воспоминании о том роковом дне, когда