Шанталь. Против течения - Ирада Нури

– Уймись, горячая голова, и немедленно убирайся отсюда! – прошипел он мне на ухо, прежде чем с силой подтолкнул в сторону камбуза, а сам, повернувшись к задевшему меня матросу, примирительно пошутил: – Оставил бы ты паренька в покое, Ладу. Он теперь при капитане, так что драить палубы придется нам с тобой.

Только Ладу, или как там его звали, успокаиваться не спешил. Не обращая внимания на попытки Клода замять неловкую ситуацию, он, не имея возможности меня догнать, угрожающе крикнул вслед:

– Мы еще не закончили, сосунок! Тебе не удастся долго прятаться за спинами старших. Я тебя достану, слышишь? Достану!

Ох, как же у меня чесались руки преподать урок самоуверенному типу. После непростой победы над Двупалым я чувствовала себя способной справиться хоть с сотней таких, как он, да только как это сделать, не привлекая к себе еще большего внимания команды во главе с капитаном? Дав себе слово обязательно над этим подумать, я, развернувшись, на ходу показала орущему Ладу неприличный знак, которому научилась еще во «дворе чудес», и под дружный хохот свидетелей стычки понеслась в сторону камбуза.

Мокрая одежда сковывала движения, не говоря уже о том, что на свежем морском воздухе я так замерзла, что из-за выбивающих дробь зубов едва смогла передать поручение капитана. Не хватало еще заболеть для полного счастья, вот уж когда потом проблем не оберешься! Первой мыслью было броситься на полубак, чтобы переодеться, но потом я вспомнила, что все мои пожитки по приказу хозяина этого судна перенесены в его каюту, а значит, делать нечего, придется вернуться обратно и найти способ сменить одежду.

Памятуя о том, что капитан собирался выспаться, я осторожно поскреблась в дверь каюты, каждый миг ожидая свирепого рыка. Когда же его не последовало, я осторожно приоткрыла тяжелую дверь и просунула внутрь голову.

Капитан спал. Не раздеваясь и не разобрав постели, он в расслабленной позе развалился прямо поверх покрывала, как если бы был совсем без сил. Подойдя ближе, я невольно залюбовалась благородными чертами его лица, приобретшими некоторую мягкость в полумраке каюты. Сон прогнал с его лица суровость, и оно приняло трогательно беззащитное выражение, меньше всего сейчас напоминающее грозного пирата, которого боялась и боготворила команда. Широкие брови разгладились, тонкая морщинка, пролегающая прежде между ними, исчезла. Я опустила глаза на его губы… и воспоминания о том, какими твердыми и одновременно мягкими они были тогда, на балу, вновь вызвали горячую волну, поднимающуюся от низа живота и распространившуюся по всему телу. Рука, как если бы жила собственной жизнью, сама потянулась к его лицу, и лишь огромным усилием воли мне удалось остановить ее до того, как она коснулась источающей тепло кожи.

Мужчина пошевелился. Боясь вздохнуть, я замерла на месте, прикидывая в уме пути к отступлению на тот случай, если он откроет глаза и увидит меня над собой, но он, что-то неразборчиво пробормотав, перевернулся на бок и, совсем по-детски подложив руку под щеку, вновь погрузился в глубокий сон.

Прислушиваясь к мерному дыханию спящего, я медленно, шаг за шагом попятилась в отведенный мне угол. Нужно было срочно переодеться. Закусив губу, я осторожно приподняла крышку рундучка и вытащила сменное белье. Бросив еще один взгляд на лежащего лицом ко мне мужчину и убедившись, что дыхание его ни разу не сбилось с такта, я, зайдя за гамак и на всякий случай повернувшись к нему спиной, быстро скинула с себя мокрую одежду и натянула сухую. К сожалению, шапочка, промокшая до нитки, была у меня всего одна, поэтому я стянула ее с головы и, хорошенько отжав, повесила сушиться на торчащий из стены гвоздь. Вырвавшиеся на свободу волосы тут же каскадом хлынули вниз, заставив меня уже не в первый раз пожалеть о том, что, поддавшись на уговоры Клода, я не обрезала их, как в прошлый раз, когда впервые очутилась в Париже.

Внезапно я насторожилась. Мне показалось, или дыхание спящего действительно прервалось? Я замерла на месте, прислушиваясь к каждому доносящемуся звуку, но ничего подозрительного так и не обнаружила. Мысленно обозвав себя трусливым зайчишкой, вновь вернулась к прерванному занятию. Сняв с шеи намотанный на нее платок, я, жгутом скрутив волосы на затылке, туго повязала им голову наподобие того, как это делали некоторые матросы. Не имея возможности поглядеться в зеркало, которого в каюте просто не было, мне оставалось довериться лишь собственным ощущениям, которые подсказывали, что выгляжу я, учитывая все обстоятельства, вовсе не так уж плохо.

Осмелев, я подхватила вещи, которые собиралась выстирать и просушить возле окошка в крошечном закутке на нижней палубе, и, вполне довольная собой, поспешила покинуть каюту, собираясь на обратном пути прокрасться в трюм, навестить больного. Но каково же было мое удивление, когда рядом с запертым на замок люком я увидела здоровенного охранника. Напрасно я выдумывала десятки не существующих поручений от кока, которому позарез необходимы были трюмные запасы, все без толку. Угрожая мне плетью-девятихвосткой со стальными крюками на концах, грозный стражник пообещал содрать с меня шкуру, если еще хотя бы раз увидит меня поблизости.

Пришлось не солоно хлебавши возвращаться назад. Все надежды на спасение Ренарда грозили обернуться непоправимой катастрофой.

* * *

Дверь заскрипела за выходящей девушкой, и «спящий» слегка приоткрыл глаза. Будь он проклят, если это оказалось не самым сильным испытанием для его самообладания. Даже когда в бою с берберами он был на волосок от смерти, то и тогда не чувствовал себя столь беспомощным как сейчас.

Итак, план по разоблачению самозванки сработал на все сто. После того, как по его приказу громила Ладу окатил девчонку с головы до ног водой, ей просто не оставалось ничего другого, как вернуться в каюту и найти способ сменить одежду, а Патрису, старательно изображающему крепко спящего, оставалось только сквозь ресницы следить за всеми ее действиями. Но закаленный в боях пират вовсе не был готов к тому зрелищу, представшему его глазам.

Желание поскорее переодеться пересилило чувство самосохранения, и девчонка, уверенная, что ее никто не видит, быстро скинула с себя всю мокрую одежду. Переодевание заняло у нее не более пары минут, но и этого с лихвой хватило для того, чтобы увидеть то, что тщательно скрывало под собой одеяние юнги.

О том, как бела и нежна ее атласная кожа, он успел узнать еще тогда, когда держал в объятиях на балу. Теперь же он мог воочию увидеть то, что было скрыто от людского глаза. Тело богини с невообразимо тонкой талией, красиво контрастирующей с округлыми бедрами и длинными стройными ногами, поражало воображение успевшего повидать немало женской красоты пирата. Девушка полуобернулась и потянулась за грубой рубахой, обнажив высокую, изящной формы, как у фарфоровой статуэтки, грудь.

Стало трудно дышать, лоб покрылся испариной. С силой втянув в себя воздух, Патрис усилием воли делал попытки успокоить взбунтовавшееся тело, но все было тщетно.

Что-то почувствовав, девушка обернулась и замерла, устремив на него испытующий взгляд, под которым он поспешил зажмуриться. Тело тряслось, как в лихорадке, не желая уступать доводам рассудка. Ему оставалось лишь молиться, чтобы она не подошла ближе, иначе он, не выдержав, набросился бы на нее как дикий зверь.