Чужой среди чужих - Алексей Макеев

Подобный вывод окончательно вывел Монаха из себя.

– Ну ты полная идиотка! – закричал он. – Ну, попытайся хоть чуть-чуть пошевелить мозгами! Мы сами случайно узнали о том, что Тарновски собирается вмешаться в эту историю с Перадо. Из случайного разговора со случайным человеком. Никто больше знать об этом не мог. Мы даже не знали, кто еще входит в его группу. Мы и до сих пор этого не знаем. И ты заявляешь…

– Я правильно заявляю! – не сдавалась Виолетта. – Это вы, кретины, ничего не знали. А те, кому надо, те все знали.

– Если они знали, то почему не переловили нас здесь, как мышей? – ехидно поинтересовался Монах. – А? На это у тебя нет ответа!

– Подожди, еще переловят! – гнула свою линию Виолетта.

– Очень логично! Но птичка уже тю-тю, упорхнула! – засмеялся Монах. – Все наши уже, слава богу, на месте, улики все лежат в болоте, и все!

– Нет, не все! А мы? – возразила Виолетта.

– А что мы? Мы – счастливая супружеская пара, – криво усмехнулся Монах. – С нас вообще взятки гладки.

Он полагал, что его доводы неотразимы и даже последняя блондинка должна признать его правоту. Однако Виолетта стояла на своем и на следующий раз отказалась выходить из дома. Сделала она это в категорической форме, со скандалом и едва ли не с битьем посуды. Монах, который с самого начала был против включения женщин в группу, был готов выть с досады, но сделать ничего не мог. Чувствовал себя он скверно и передвигался по квартире, придерживаясь за стенку. Стерва Виолетта даже не стала делать ему перевязку.

– От тебя воняет! – заявила она и заперлась в спальне.

Скрипя зубами, Монах пытался обслуживать себя сам. В решении босса оставить с ним Виолетту так или иначе присутствовал намек на нетрадиционную ориентацию Монаха. Это всегда присутствовало у всех в мозгах, несмотря на то, что Монах, в сущности, не был геем. Он был равнодушен к женщинам, это верно, но ведь это вовсе не свидетельство каких-то порочных наклонностей. Однако женщин ему доверяли куда охотнее, чем мужчин. Из-за этой нелепости он теперь был вынужден испытывать все эти адские муки и неудобства. Худшего унижения и издевательства в жизни Монаха никогда еще не было.

В это утро он с трудом умылся, с отвращением выпил двухдневный кефир из холодильника (только для того, чтобы хоть как-то поддержать силы, есть ему совершенно не хотелось) и принялся одеваться, едва не теряя сознание от боли. При каждом неловком движении незажившие болячки на спине лопались, доставляя Монаху невыносимые страдания. Его поддерживало то, что он принял окончательное решение. Гнить живьем он больше не согласен. Каждый человек спасает прежде всего свою жизнь. Его бросили, по сути дела, на произвол судьбы, и теперь ему самому нужно позаботиться о себе. Плевать он хотел на босса и всех его подручных. Они были далеко и в безопасности. Повредить им уже ничего не могло.

Но сегодня Монах одевался раз в десять дольше, чем это делает здоровый человек, и дождался-таки, что его спутница вышла из спальни в тот самый момент, когда Монах уже собирался подняться и направиться к выходу.

– Ты куда это собрался? – изумилась она.

Монах посмотрел на нее с отвращением. Как только эти бабы остаются наедине с собой, они превращаются в мерзкие существа, на которых невозможно глядеть без слез. Если рядом нет подходящего самца, они становятся тем, чем они являются на самом деле – грязными, нечесаными ведьмами в мятых халатах. Виолетта выглядела сейчас именно так.

Справедливости ради надо сказать, что Монах вызывал в ней примерно те же самые чувства. За время недолгой совместной жизни Виолетта возненавидела своего невольного партнера так, как может возненавидеть своего любовника разочарованная и оскорбленная женщина.

– Не твое собачье дело! – огрызнулся Монах, силясь подняться с дивана. Ему хотелось как можно скорее уйти.

– Нет, позволь! Здесь я решаю! – заявила Виолетта. – И ты никуда и носа не высунешь! Ишь, что придумал!

– Идиотка! – прошипел Монах. – Мне нужно в больницу. Если я не пойду в больницу, то сдохну здесь, и вот тогда тебе точно придется туго!

– С чего это ты сдохнешь? Ты еще всех нас переживешь! А ну, раздевайся!

– Да пошла ты!

Монах все-таки оторвался от дивана и сделал нетвердый шаг в сторону двери. Виолетта сжала губы и обеими руками пихнула Монаха в грудь. Закричав, он отлетел назад и рухнул на пол. Боль, словно волна, захлестнула его. Монах снова закричал.

– Заткнись, тварь! – завопила Виолетта. – Ты хочешь нас погубить! Тебе было сказано – ни шагу из дома до полного выздоровления!

– Я с тобой никогда не выздоровею, гадина! – простонал Монах, извиваясь на полу от боли.

– Это я гадина?! – изумилась Виолетта. – Я обмывала твои вонючие болячки, а теперь я гадина? Скотина ты неблагодарная, педераст проклятый!

Вне себя от злости она схватила со стола что подвернулось под руку – это оказалась настольная лампа, – и швырнула в Монаха. Лампа задела его за плечо, упала на пол и разбилась.

Бледный как полотно, преодолевая невыносимую боль, Монах вскочил и ударил Виолетту по лицу. Даже сейчас удар его был так силен, что она не удержалась на ногах и отлетела к дверям кухни.

– Я тебя убью! – мрачно сказал Монах и сделал шаг вперед.

Виолетта вскочила и, пользуясь медлительностью своего сожителя, швырнула ему под ноги стул. Он споткнулся об него и снова упал. Виолетта, окрыленная успехом, метнулась на кухню. Взгляд ее наскоро обшарил столы, стены и остановился на топорике для отбивания мяса. Еще не решив, что она с ним сделает, Виолетта схватила топорик и бросилась назад в комнату, готовая сопротивляться.

Однако Монах снова поразил ее. Он, кажется, полностью потерял к ней интерес. Сидя на полу, он набирал номер на мобильном телефоне. Равнодушно посмотрев на Виолетту, он произнес в трубку:

– Такси? Будьте добры машину к дому номер шесть по улице Строительной… да, прямо сейчас… Хорошо, я уже выхожу!

Он сложил телефон и торжествующе посмотрел на Виолетту.

– Съела? Я все равно пойду в больницу. И ты этому помешать не сможешь. Иди, выпей чего-нибудь и успокойся.

– Не смогу помешать? – зловещим шепотом произнесла Виолетта. – Не смогу помешать? Так?

Она вдруг размахнулась, подскочила к сидящему на полу Монаху и принялась бить его по голове топориком, приговаривая исступленно:

– Так? Так? Так?

Брызнула кровь. У Монаха закатились глаза. Он откинулся назад и с глухим стуком рухнул на пол.

Виолетта опомнилась и с топориком в руках отступила назад. Теперь она смотрела на своего партнера с ужасом и недоверием.

– Эй! – сказала она тихо и тут же повторила громче: – Эй!

Монах не реагировал. В нелепой позе с разбитой в кровь головой, он неподвижно лежал на середине комнаты. Телефонная трубка валялась рядом.