Амелия. Сердце в изгнании - Мари-Бернадетт Дюпюи

По вечерам, стоя все у того же окна, молодая женщина всматривалась в сумерки, пытаясь разглядеть льющийся из окна охотничьего домика свет.

«Мы могли бы быть хотя бы друзьями!» – вновь подумала она, не осознавая того, что в глубине ее сердца крепнет новая любовь, совсем не похожая на ту, что она испытывала к своему жениху, юному Карлу, хрупкому и пылкому.

* * *

Эдмон де Латур и тетя Каролина сидели в столовой. Маркизу пришлось выслушивать упреки пожилой дамы. Несмотря на то, что Каролина явно ликовала, ей все же хотелось высказать свое мнение.

– Я очень рада, дорогой племянник, наконец вновь видеть вас в доме Латуров, за вашим собственным, между прочим, столом. Однако вы очень меня огорчили тем, что не общались со мной все эти месяцы. Я так печалилась! О вас, о Софи. Мне кажется, я из-за этого потеряла рассудок. Если бы не поддержка Амелии, я бы не пережила подобного отношения ко мне.

– Ваше мясо остывает, Нани, ешьте скорее. Венсан прекрасно готовит телятину, это настоящее лакомство.

– Не докучайте мне этими кухонными банальностями, Эдмон. Я не глупа, я поняла вашу игру. У меня были кое-какие догадки еще до вашего отъезда в Руайан.

– А не могли бы вы обойтись без того, чтобы сыпать соль мне на рану? – сердито произнес он. – Не удивительно, что я предпочитаю тишину охотничьего домика.

Глаза пожилой женщины наполнились слезами. Она прожевала кусочек мяса и отодвинула тарелку.

– Я знаю, что несчастье ожесточает, Эдмон. И все же я считала, что вы не такой, как все. Я знаю о вашей любви к Амелии, знаю о вашем стремлении искупить свою вину из-за этой любви. Сделать это просто, если старательно избегать встреч и разговоров с баронессой. Я понимаю, что вы чувствуете: вы вините себя, вам кажется, что вы предали вашу супругу, которой клялись в верности перед Господом Богом. И все же мне кажется, что вы поступили бы поистине мужественно, искоренив в себе ваши чувства к Амелии, в особенности если вы намерены оставить ее здесь, в поместье Бельвю. Закончится тем, что соседи, знакомые примутся о вас судачить.

– Ну и пусть судачат, мне все равно! У себя дома, на своей земле, я вправе делать то, что хочу!

– Не сердитесь, Эдмон. Я с большой теплотой отношусь к вашей подопечной, она мне как внучка, однако в ваших интересах в конце концов принять более приемлемое решение. Я предлагаю вам отправить Амелию в Коньяк вместе с ребенком. Рано или поздно она встретит мужчину, который женится на ней, а вы через несколько лет сможете снова сочетаться браком и стать отцом, у вас будет кровный наследник.

– Боже, в вас нет ни капли жалости, тетя!

– Ах, вы больше не зовете меня Нани?

– Нет, я зол на вас. Я хочу, чтобы вы знали: пока все будет как прежде. Моя скорбь о Софи безмерна. Мы четырнадцать лет прожили в браке. У Софи были свои недостатки, у меня – свои, но мы были счастливой парой. Нас связывала крепкая дружба и чрезмерное увлечение чувственными наслаждениями. Простите, если это шокирует вас… Нет, пока баронессе де Файрлик комфортно в Бельвю, все будет по-прежнему. Я говорил с прислугой: Амелия покорила их, она показала себя прекрасной хозяйкой.

Видя, как огорчилась тетя Каролина, Эдмон немного смягчился. Он заметил, как она, вся дрожа, вытерла слезу.

– Нани, мне нужно было объясниться с вами. Я уверен, что, советуя мне совершить невозможное, вы считаете, что поступаете как можно лучше, но умоляю вас: давайте отныне довольствоваться разговорами о виноградниках, лошадях и погоде.

Каролина слабым голосом спросила:

– Значит, ужинать вы будете в особняке, племянник?

– Да, Нани, потому что я люблю вас, как родную мать.

Успокоившись, пожилая дама удовлетворенно вздохнула. Буря миновала. В ближайшие месяцы в поместье Бельвю все будет по-прежнему.

Поместье Бельвю, 28 августа 1890 года

В четыре часа пополудни Амелия гуляла с сыном в парке. Тенистая листва дарила приятную прохладу. Ребенок послушно держал мать за руку, с восхищением прислушиваясь к пению несметного количества пташек, сидящих на ветках высоких деревьев.

– Ты устал, Эмманюэль? – спросила Амелия.

Малыш громко выкрикнул «нет», за которым последовал тихий смех. В следующее мгновение он отпустил руку матери и бросился бежать меж деревьев.

– Вот проказник! Осторожнее, ты можешь упасть!

Как не раз говорила Колетта, юная служанка, которую повысили до должности няни, Эмманюэлю от матери достались темные волосы, нежное личико и карие глаза. Умиленная Амелия позволила малышу резвиться.

«Через месяц ему исполнится два года, – подумала она. – Нани считает, что ему следовало бы больше говорить, но он умеет произносить только “мама”, и, когда я это слышу, я на седьмом небе от счастья».

Малыш погнался за бабочкой. Его радостные крики не помешали молодой женщине услышать, как по соседней аллее поднимается чей-то экипаж.

«Наверное, к маркизу пожаловал торговец о-де-ви», – подумала она.

С тех пор как погибла маркиза де Латур, в поместье редко наведывались гости. Раньше светские вечера устраивала Софи: она любила праздники и развлечения. Очень скоро местная знать будто забыла о существовании Бельвю.

– Идем скорее, Эмманюэль, пора полдничать!

Мальчуган засеменил к матери, раскрасневшийся, очаровательный в своем холщовом бежевом костюмчике и подобранной в тон шляпке.

Амелия взяла ребенка на руки и, расцеловав, не спеша направилась к особняку. Внезапно под аркой из вьющихся роз она заметила женский силуэт в траурном одеянии. Лицо скрывала черная вуаль.

Она не могла ошибиться, ее сердце забилось быстрее.

– Графиня! – вскрикнула Амелия.

Сисси сделала по направлению к ней несколько шагов, приподняла вуаль.

– Амелия… А вот и Эмманюэль!

Слезы застилали глаза Амелии; она опустила сына на землю и склонилась в низком реверансе. Однако она сразу же взяла протянутую государыней руку и прикоснулась к ней губами.

– Графиня, как я счастлива встретиться с вами, как рада представить вам сына!

– Меня ждет экипаж. Я попросила графиню Фештетич не выходить из него, потому что хотела поговорить с вами наедине. К счастью, я заметила вас, вас обоих. Амелия, я могу уделить вам всего лишь час. Моя свита уже на пути в Аркашон, где я проведу несколько дней в «Гранд Отеле». Затем в Керкире[19] я сяду на корабль. Ничто больше не удерживает меня при дворе. Мария Валерия вышла замуж, а Рудольф…

– Я знаю, ваше величество. Пойдемте присядем вон на ту скамейку, – предложила молодая женщина, догадавшись, что императрица не желает предать свое появление огласке. – Здесь я часто провожу время за книгой.