Земля мертвых - Жан-Кристоф Гранже

Корсо повернулся к поджидавшей своей очереди Барби:

– Раздобудь счета Элен, ее мобильник и компьютер. И по-быстрому все проанализируй. Поторапливайся.

Она, как обычно, сидела с блокнотом в руках, подложив под себя согнутую в колене ногу, – будто студентка с готическими склонностями.

– А как быть с требованиями? Мы даже не…

– Я этим занимаюсь. Необходимо срочно узнать, кто ей звонил в последние дни, кому звонила она, снимала ли деньги, пользовалась ли метро или брала напрокат велосипед.

Опять молчание. Как всегда, каждый задумался, что будет делать он сам. Обычно Корсо не слишком распространялся насчет собственных планов, но сегодня требовалось укрепить командный дух.

– А я займусь «Сквонком».

Вмешалась бывшая культуристка:

– Ты только что сказал, что это я…

– В твое ведение поступает персонал клуба. А я поближе изучу здание, соседей, историю этого места… Есть в этом чертовом заведении какая-то тайна. Мотив убийцы.

Одобрение в рядах. Похоже, новые аспекты наступления придали команде новые силы.

– А что с любовником в шляпе? И картинами Гойи? – спросила Барби.

Перед внутренним взором Корсо тут же пронеслись кровавые портреты, призрак в лифте, нестерпимая белизна улицы… Он выдержал взгляд Барби – только она знала, куда он ездил, а у него пока не нашлось времени рассказать ей о своей короткой встрече.

– Вы обнаружили что-нибудь связанное с ним? – спросил сыщик.

– Нет.

– Тогда пока сфокусируем свое внимание на Элен Демора. В понедельник утром пересмотрим все по пунктам. У нас есть больше суток на то, чтобы составить полное представление о Мисс Бархат. Вопросы есть?

Арни подняла руку, будто в школе – в школе славянских единоборств:

– А как насчет остальных девушек из «Сквонка», мы обеспечиваем им защиту?

– Само собой. Я переговорю с Бомпар и…

Он не закончил: у него в кармане вибрировал телефон.

– Извините, – сказал он, доставая мобильник, и вышел без всяких объяснений.

На экране высветился номер Эмилии.

24

– Все в порядке?

Корсо заговорил самым радостным тоном, он не хотел, чтобы в его голосе слышалось недовольство или неудовлетворенность. Прежде всего для того, чтобы она сразу не бросила трубку. И еще чтобы она не почувствовала, как он страдает, и не испытала наслаждения.

На самом деле он совершенно не ожидал, что Эмилия позвонит. Но она делала это не по дружбе и не из милости. Просто она знала, что отныне каждый звонок будет учтен. Не хватало еще, чтобы ее обвинили в том, что она не позволяет своему бывшему поговорить с сыном.

– Все в порядке.

– Ну и где же вы все-таки? – весело продолжал он.

Эмилия хихикнула, уловив его жалкую попытку что-то выведать. Однако развратная мать должна была хорошо себя вести, а потому она сбросила балласт:

– В Варне, my dear… Ты ведь помнишь… наши самые прекрасные дни.

Болгарский курорт, о котором Корсо и правда сохранил какие-то сладостные воспоминания. Черное море на рассвете, его золотистые покусывания, возвещавшие о том, что Восток совсем близко – всего несколько гребков брассом. Теснящиеся на побережье православные церкви со сверкающими и словно растворяющимися прямо в небе куполами и сама Варна, с кириллицей и домами под красными крышами, похожая одновременно на ярмарку и на курорт…

– Вы там пробудете весь месяц?

– Посмотрим.

Корсо не стал настаивать: главное – не терять чувство меры.

– Тедди в порядке?

– Мы учим его родной язык.

Эмилия постоянно билась за то, чтобы ее сын говорил по-болгарски так же, как по-французски. Корсо был не против, но теперь эта лингвистическая цель превратилась для его бывшей в средство возведения новой стены между ним и сыном.

– Но ведь он купается? Занимается спортом?

– Он встречается со своими кузенами. Своими настоящими родственниками. То есть мне следовало бы сказать… единственными своими родственниками.

Первый удар ниже пояса. К чему продолжать разговор, в котором его загоняют в угол и ему остается только принимать удары?

– Я могу поговорить с ним?

– Не вешай трубку.

Он удивился, что она так легко согласилась. Видимо, Эмилия тоже опасалась, что он записывает разговор.

– Папа?

Когда раздался голос сына, такой высокий, такой чистый, такой необыкновенный – будто звук дудочки, вырезанной из молодого побега, освежающий вам кровь, стоит только услышать его, – Корсо почувствовал, как к глазам подступили слезы.

– Как дела, мой милый? Тебе там весело?

– Мы ежика нашли!

Корсо потребовал подробного рассказа о событии. Слова были не важны, главное – этот голос, лицо, которое он представлял себе при каждом изменении интонации. Песня, слова которой различаешь смутно, но которая волнует одной своей мелодией.

В его глазах Тедди обладал даром превращения: самая банальная информация, переданная его детским голосом, превращалась в нечто драгоценное – так было с ракушками, которые они вместе собирали среди тысяч других в Стране Басков: в руках сына они сразу становились настоящими сокровищами.

– Целую тебя, малыш. Дай маму.

Он предпочел сам прекратить разговор, чтобы, когда Эмилия возьмет трубку, у него не было впечатления, будто ему обрубают руку.

– Ну пока, Корсо. – Она уже давно так его называла. – Позвоним тебе на следующей неделе.

Голос у нее был завораживающий, ни низкий, ни резкий, с богатым тембром, вызывающим в воображении представление о тяжелой шелковистой переливающейся ткани.

– Я тоже могу вам позвонить?

– Мне бы не хотелось.

Против воли он заговорил на повышенных тонах:

– Ты намереваешься распоряжаться моими отношениями с собственным сыном?

– Не мешай нашим усилиям прийти к взаимопониманию.

– К взаимопониманию? – внезапно проорал он. – Притом что ты характеризуешь меня как грубую скотину и недостойного отца?

Она издала странный цокающий звук, похожий на тот, что издает работающая оросительная система.

– Успокойся, Корсо. Мы должны оставаться цивилизованными людьми, даже если, по сути, тебе это несвойственно.

– Плевать я на тебя хотел.

– Вот видишь, – прокудахтала она. – Ты убийца, Корсо. И самое худшее – это то, что тебя защищает закон. Как тех, кто убил моих родителей.

Заладила свое… Родители – университетские преподаватели и диссиденты, ликвидированные болгарской тайной полицией. Корсо не верил ни одному слову. Судя по дочурке, скорее это были матерые доносчики, активные пособники режима.