Пир попрошаек - Дэниел Худ

— Вы направляетесь к Годдардам?

Вдова посмотрела на карточку с золотым обрезом, которую держала в руке.

— Да… и уж не помню в какой раз. Я бываю у них каждый год. Наверное, это просто великолепный прием… для тех, кому нравятся шумные сборища, где подают вдоволь вина, а угощения так дороги, что к ним неловко притронуться. Меня приглашают, я прихожу и перекидываюсь со старым Годдардом парой словечек. Он — давний мой друг и строит надежные корабли, — задумчиво говорила она, постукивая карточкой по руке, — а ведь нам с вами нужны новые корабли, не так ли, господин Ренфорд?

О новых кораблях Лайам не думал, его заботили те, что имеются под рукой. Их оснастка, ремонт… деньги для закупки товаров. Но он только молча кивнул, выражая согласие.

— Не сразу, конечно… — продолжала госпожа Присциан, недовольно поглядывая на вереницу гостей. — Но ведь когда-нибудь придет это время. Впрочем, тогда вы уже будете у Годдардов своим человеком. Вам тоже начнут слать приглашения на карточках с золотыми обрезами.

— Да? Лайам рассмеялся. — Что ж, это было бы замечательно! Я просто без ума от шумных сборищ, обильной выпивки и еды, к которой страшно притронуться.

— Тогда вам понравится у Годдардов, — спокойно сказала госпожа Присциан. — Вы, наверное, будете засиживаться у них допоздна. Что до меня, то я всегда ухожу рано. Кто рано ложится…

…тому крепко спится, — продолжил присказку Лайам.

Почтенная дама посмотрела на него с одобрением и улыбнулась.

— Именно так. Когда вам назначено?

— Меня ждут к восьми.

— Тогда, надеюсь, вы не откажетесь еще немного со мной поскучать? Я не хочу там толкаться, а очередь еще длинная. Мне не холодно, — добавила она, предвосхищая вопрос. — Хотя вон той вертихвостке придется несладко!

Госпожа Присциан кивком указала на молодую особу, выскочившую из экипажа в одном платье, глубоко открывающем плечи. Лайам важно кивнул.

— Да, бедняжка изрядно промерзнет.

Они вновь умолкли, но на этот в этом молчании не ощущалось неловкости. Госпожа Присциан держалась по обыкновению прямо. Она все постукивала пригласительной карточкой по ладони и взирала на шумную толкотню с таким царственным видом, что Лайам внутренне усмехнулся. Он опять вспомнил о Грантайре и после недолгих колебаний все же решился заговорить.

— Госпожа Присциан, могу ли я задать вам вопрос?

Карточка в руке вдовы замерла.

— Разумеется, господин Ренфорд.

— Сейчас у меня гостит подруга покойного мастера Танаквиля, мага, который завещал мне свой дом… Она очень интересуется одним из ваших предков. Я имею в виду Эйрина Присциана. Оказывается, он упоминается в некоторых книгах Танаквиля как выдающийся чародей древних времен. Моя гостья попросила меня узнать, не осталось ли у вас каких-нибудь записей Эйрина, и, если таковые имеются, не разрешите ли вы ей просмотреть эти бумаги?..

Лайам умолк, смущенный непроницаемым видом вдовы. Он не мог разобраться, как она относится к сказанному.

— У вас гостит женщина, господин Ренфорд?

Лайам залился краской смущения. Он очень надеялся, что в такой темноте госпожа Присциан этого не заметит.

— Да.

— И она сведуща в магии?

— Да. Это старая знакомая Тарквина Танаквиля, — Лайам все еще не уяснил, как вдова воспринимает его слова. Он снова словно стоял перед одним из своих университетских преподавателей.

— Понимаю. Значит, ее интересуют бумаги? Но я не знаю, сохранилось ли у нас что-нибудь в этом роде.

— Конечно, я понимаю… — заговорил было Лайам, подготавливая себе пути к отступлению, но госпожа Присциан перебила его.

— Я не вижу причин для отказа. Вашей рекомендации мне достаточно, а раз уж я даже не знаю, существуют ли эти бумаги, значит, для меня они особенной ценности не представляют. Я покопаюсь завтра в кладовках и перетряхну кое-какое старье. Это вас устроит?

— О… безусловно… вполне, — заикаясь, сказал Лайам. — Я очень вам благодарен, госпожа Присциан.

— Я ничего не обещаю, — предупредила почтенная дама, воздев указательный палец. — А теперь мне, пожалуй, пора идти, — она кивком показала на заметно поредевшую очередь.

Повернувшись, вдова приостановилась. Лайам, сообразив, что от него требуется, предложил ей руку. Они чинно перешли через улицу и распрощались только после того, как госпожа Присциан вручила свой позолоченный пропуск слуге. Лайам поклонился и поспешил отойти — малые с алебардами явно стали к нему присматриваться. Вблизи они уже не казались безобидной атрибутикой праздничного убранства. Кирасы сияли, лезвия алебард грозно посверкивали, глаза охранников смотрели прямо и твердо. Искательно улыбнувшись, Лайам сбежал по ступеням на мостовую.

Глупо, конечно, но ему очень не хотелось приходить раньше назначенного часа, как не хотелось и опаздывать. Поэтому, свернув за угол, на Крайнюю улицу, он замедлил шаги. Окна в особняке Годдардов с этой стороны не были плотно зашторены, и на булыжное покрытие мостовой падали разноцветные прямоугольники света, в которых мелькали тени движущихся фигур. Звучал смех, слышалась музыка, и Лайам даже перешел на другую сторону улицы, чтобы посмотреть, что творится внутри.

Он медленно брел мимо длинного ряда оконных проемов, за стеклами каждого из которых танцевали, пили и веселились те, кого Кессиас называл «толстосумами», — сытые, веселые, разодетые, довольные и собой, и существующим ходом вещей.

— Это великолепие наверняка встало в немалую сумму, — сказал себе Лайам еще раз. — Интересно, нашлось ли у них там местечко хотя бы для парочки нищих?

Он сделал независимое лицо, изображая из себя человека, который просто вышел на улицу прогуляться и никуда не спешит, но его все же кольнуло невольное чувство зависти к беззаботно веселящимся людям. Словно ребенка, приоткрывшего дверь в комнату взрослых, куда не пускают детей. Меж тем становилось все холоднее, и внешняя неторопливость давалась ему все трудней. Он уже дважды прошел мимо дома Окхэмов и дважды к нему вернулся, и теперь топтался возле крыльца, дожидаясь колоколов. Наконец они прозвонили. Лайам взбежал по ступенькам и постучал в дверь прежде, чем смолкли последние отголоски звона.

Он весьма удивился, когда дверь ему открыл не Тассо, а молодой Квэтвел — с бокалом в руке и недовольной гримасой на совсем еще юном лице. Ну, наконец-то, проворчал барон и крикнул через плечо:

— Окхэм, мы можем идти!

Красавец-лорд неторопливо спустился в прихожую, на ходу завязывая тесемки плаща.

— Добрый вечер, господин Ренфорд. — Он отобрал у Квэтвела бокал, осушил его одним глотком и вернул барону. — Вы готовы? — Окхэм быстро окинул Лайама взглядом и одобрительно кивнул. Квэтвел повертел в руках опустевший бокал и бросил его на пол.

— Идемте же! — досадливо хмурясь, сказал он.