Мамочка в законе - Наталья Александрова

Я подивился ее рассудительности и признался, что действительнохотел кое-что разузнать. Для начала сам рассказал ей о странной просьбепарализованной, умирающей женщины вызвать адвоката, причем не для того, каквыяснилось, чтобы распорядиться своим небогатым имуществом, а для того, чтобыпередать мне странную потертую папку. Потом я рассказал о письме, вернувшемсяза отсутствием адресата, и о ссоре с внуком, послужившей, должно быть, причинойинсульта.

Рассказав это, я спросил, не может ли Анна Алексеевна как-тообъяснить мне все эти странности, а главное — растолковать историю с этойпапкой.

Надо сказать, что я, как юрист, был в замешательстве:получил от покойной деньги за работу, следовательно — она была моей клиенткой,а выполнить ее распоряжение относительно папки не мог, поскольку не понимал, вчем оно заключается.

Анна Алексеевна немного помолчала, собираясь с мыслями, апотом начала рассказывать. И рассказала одну из самых удивительных историй,какие мне приходилось слушать за время своей адвокатской практики.

Покойная Александра Никодимовна родом была из глухойвладимирской деревни. Давным-давно, еще в начале тридцатых годов прошлогодвадцатого века, деревенская девушка попала в город и устроилась прислугой,или, как тогда говорили, домработницей в семью крупного пожилого врача,профессора Воскресенского: Семья была богатая, еще с дореволюционных временхранились в доме многочисленные ценности — и картины, и столовое серебро, икое-какие бриллианты. Чудом все это не пропало во время революции. Точнее, нето чтобы чудом — просто доктор Воскресенский в свое время лечил кого-то извидных большевиков и получил за это охранную грамоту за подписью чуть ли несамого Дзержинского.

В семье Воскресенских к Шурочке относились хорошо, и девушкаотвечала хозяевам преданностью и старанием. Обращались с ней хозяева как сродной, а когда девушка тяжело заболела, профессор вылечил ее, отложив все своиважные дела и всех высокопоставленных пациентов, а его жена ухаживала заШурочкой, как за родной дочерью. Выздоровев, девушка еще больше привязалась кхозяевам. Она чувствовала себя перед ними в неоплатном долгу.

Однако эта идиллия продолжалась недолго. В тридцать седьмомгоду арестовали самого Воскресенского и сразу за ним всю его семью. Не помоглини подпись Дзержинского на охранной грамоте, ни ходатайства новых высокопоставленныхпациентов.

И тут Шурочка совершила удивительную вещь.

Она собрала самые ценные вещи своих хозяев и спряталагде-то, в одном ей известном месте. Сделала она это ночью, сразу после того,как домочадцев профессора увезли на «черном вороне» сотрудники НКВД. Наследующий день приехала новая бригада чекистов, устроили капитальный обыск ивывезли все имущество в неизвестном направлении. Молоденькую домработницу тожена несколько дней забрали в НКВД, допрашивали ее, пытались добиться показаний,бросающих тень на доктора и его семью, но Шурочка, даром что молодая инеопытная, держалась на допросах очень хорошо, на хозяев не наговаривала, но игероизма не изображала, отговаривалась тем, что девушка она деревенская,темная, господских разговоров не понимает и потому проку от нее для следователяникакого.

— Господ в семнадцатом расстреляли! — внушал ейследователь. — И ты своим пролетарским сердцем должна чувствоватьвраждебный элемент и помогать рабоче-крестьянским карающим органам вывести егона чистую воду и подвергнуть справедливому народному суду!

Но Шурочка только хлопала глазами и повторяла: «Мы людитемные, деревенские, ничего такого не понимаем».

К счастью, никто из чекистов не заметил пропажи ценностей изквартиры Воскресенских, да и не пришло никому в голову, что эта полуграмотнаядеревенская дуреха способна что-то подобное сотворить. Продержав несколькодней, Шурочку выпустили. Она устроилась на швейную фабрику, где давали койку вобщежитии, а после, как передовик производства, выхлопотала и собственнуюкомнату в коммунальной квартире. Впрочем, никаких других квартир в то времяпочти и не бывало. Там, в той квартире на Петроградской стороне, ипознакомилась Шурочка с Аней Мироновой.

Через какое-то время окольными путями, с оказией, дошло доШурочки письмо из Средней Азии, из республики Таджикистан. Туда, как оказалось,сослали жену профессора Воскресенского, его дочь и маленького внука. Сампрофессор сгинул бесследно, и родные его уж оплакали. Жена Воскресенского,пожилая и нездоровая женщина, не перенесла тяжелого таджикского климата, такнепохожего на ленинградский, и умерла в ссылке в первую же зиму. Так чтоостались от большой и счастливой некогда семьи только дочь профессора и внук,маленький мальчик полутора лет.

Дочь Воскресенского дала понять Шурочке в таких словах,чтобы не догадался посторонний человек, что живут они очень тяжело, бедствуют иголодают, и если от старого профессорского дома что-нибудь ценное осталось, точтобы Шурочка с той же верной оказией попробовала им передать.

Шурочка очень обрадовалась, что сможет хоть чем-то отплатитьсвоим прежним благодетелям, и передала с тем же верным человеком кое-какиезолотые вещи.

Посылка благополучно дошла по назначению, и некоторое времяспустя Шурочка получила письмо, в котором дочь Воскресенского благодарила ее.Эта посылка фактически спасла ей и ее маленькому сыну жизнь.

Шурочка еще раз смогла с оказией передать в Таджикистанпосылку, а потом разразилась война. Александра Никодимовна эвакуировалась изЛенинграда в июне сорок второго года, пережив самую страшную блокадную зиму, ипопала в Свердловск. Жизнь там тоже была тяжелой, но молодая и крепкая женщинане пропала. Она устроилась на оборонный завод, получала дополнительный паек. ИзСвердловска она попыталась связаться с Воскресенскими, но безуспешно. Послевойны ей с большим трудом удалось вернуться в Ленинград. Она снова устроиласьработать на ту же швейную фабрику, а вскоре к ней приехала из деревни младшаясестра Антонина с маленьким ребенком. Муж Антонины погиб на войне, и сестры вместевоспитали мальчика. Жизнь была трудной, но Шура никогда не прикасалась кимуществу Воскресенских. Женщина была воспитана в строгих правилах христианскойморали, и тронуть чужое, в особенности принадлежащее людям, которых она считаласвоими благодетелями, было для нее невозможно. Она также ничего не говорила обэтом имуществе сестре — человек слаб, и сестра могла соблазниться чужимбогатством, которое вытащило бы ее из нищеты…

Прошли многие годы. Александра Никодимовна старела. Она нераз писала Воскресенским по прежнему адресу, но ответа не получала — должнобыть, во время войны их отправили из Таджикистана в какое-то другое место. Отних писем тоже не было. На какое-то время женщина оставила свои попытки.Антонина умерла от болезни сердца, у племянника была уже давно собственнаясемья. Александра сдружилась с соседкой по квартире Анной Алексеевной и,поверив в ее бескорыстность и порядочность, рассказала ей историю семьиВоскресенских и того клада, хранительницей которого ей волею судьбы пришлосьбыть всю свою жизнь. Конечно, она не сообщила, где этот клад спрятан, но далапонять, что он в полной сохранности, несмотря на прошедшие годы и пробушевавшиев стране невзгоды. Анна Алексеевна не вполне поверила в рассказанную историю —уж больно необычно она звучала, похоже не на житейскую историю, а на волшебнуюсказку… однако она знала соседку как женщину серьезную и не склонную кфантазиям, поэтому не могла сбросить ее рассказ со счетов. Как-то видела она иту папку, о которой я говорил, и обратила внимание на то, как бережноАлександра с этой старенькой папкой обращалась…