Коза и семеро волчат - Дарья Донцова

– Хорошо. Пусть приезжает сегодня вечером. Завтра я увожу супругу в реабилитационный центр в Тверской области. Там дешевле, чем в столице, а специалисты лучше, чем в оборзевшей от денег Москве.

И давай катить бочку на современных эскулапов: «Они огромные деньги имеют, но знаниями не обладают. А я с многолетним опытом копейки онлайн получаю…»

– И когда он меня ждет? – остановила я Кузю и услышала ответ:

– Если сейчас выедешь, как раз вовремя прикатишь. Адрес у тебя в сообщениях.

Я взяла телефон и приуныла.

– Улица Академика Маранятина? Она же очень далеко!

Сеня кивнул.

– Поэтому я и советую выехать сейчас. Я бы сам отправился, но Высоковский выдвинул условие: он будет беседовать только с женщиной. Мужчин не любит.

Я встала.

– Ну, раз так, то я уже бегу к машине.

Путь до квартиры бывшего главврача родильного отделения занял почти три часа. Еще тридцать минут – и можно было бы приземлиться в Париже.

Хозяин открыл дверь и приветливо поздоровался. Я вошла в холл и вынула из сумки мешочек с балетками, чем вызвала одобрение Юрия Петровича.

– Очень мило, что прихватили сменную обувь. Прошу пройти в мой кабинет.

Мы пошли по длинному коридору, Высоковский продолжал говорить:

– Sic transit gloria mundi. Вы поняли смысл?

– Крылатое латинское выражение: так проходит слава мирская, – перевела я, – оно звучит всякий раз во время вступления в сан нового папы римского. Перед ним трижды сжигают клочок ткани в знак того, что все получаемое земное: власть, слава – тленно, и произносят: так проходит слава мирская.

Высоковский открыл дверь.

– Браво. Я всегда говорю сии слова, когда знакомлюсь с человеком, и сразу понимаю уровень его образования. Садитесь поудобнее, разговор будет не из коротких.

Я устроилась в большом кресле. Меня нельзя назвать энциклопедически образованным человеком, в моих знаниях зияют огромные пробелы. В институте студентка Васильева когда-то учила латынь, но давно забыла всю науку. Про то, как происходит вступление в сан очередного папы римского, я прочитала в книге Смоляковой. Действие одного из романов Милады разворачивалось в Ватикане. А еще говорят, что детективы – жвачка для мозга, но я почерпнула из них много разных знаний.

– Вас интересует Лидия, которая прикидывается певичкой? – уточнил Юрий Петрович.

– Верно, – согласилась я.

– Мои условия вам известны? – продолжил Высоковский.

Я кивнула.

– Пятьдесят процентов сейчас, вторую половину перед окончанием беседы, – деловито заявил доктор, – наличкой.

Я вынула кошелек, отсчитала нужную сумму и протянула Юрию Петровичу.

Тот живо схватил купюры, и они исчезли в его руке, словно шелковый платочек в кулаке фокусника. Высоковский резко повеселел.

– Отлично. Я весь ваш. Тема разговора – Лидия. Что вас интересует?

Раз мы вступили в товарно-денежные отношения, мне не стоит стесняться.

– Все, что знаете об этой женщине.

– У меня была пациентка, Елена Николаевна, – завел рассказ доктор, – она дважды рожала в центре, которым я тогда руководил. Девочки у нее появились, Ксения и Лидия. Мы с Еленой с течением времени стали приятельствовать, она порой ко мне в кабинет приходила не на осмотр, а чтобы поплакать. Муж у Лены был уникальный бабник! Заводил романы одновременно с двумя, а то и с тремя любовницами. Обещал каждой развестись с законной половиной, но не собирался этого делать. Кроме мужской нечистоплотности, он еще отличался плохой памятью и рассеянностью. Утром, например, врал, будто ему надо в семь вечера по рабочим делам задержаться. Забывал тут же, что нафантазировал, звонил супруге в обед и сообщал: «Вернусь за полночь, записался на девятнадцать часов к зубному, раньше двадцати трех он меня не отпустит». И смех, и грех. Лена делала вид, что не замечает нестыковок, она дурака любила. Русским бабам свойственно страдать, они мужей – гуляк, пьяниц, лентяев несут по жизни на своем горбу с гордостью, жалуются всем на тяжелое семейное счастье, но очень довольны собой, мученицами. Чем дряннее мужик, тем он больше супругой обожаем. Если же мужчина со всех сторон положительный, налево не заруливает, зарплату домой несет, дополнительный заработок на подарки жене и детям тратит, с тещей не воюет, вот тогда его замечаниями замучают, претензиями завалят. Сколько раз видел, как в роддоме корзины с цветами в отдельную палату доставляют, еду из ресторана туда же тащат, при выписке нанятый оркестр играет, чемодан с приданым для новорожденного прикатили, толпа родственников «ура» кричит. Но молодая мать выходит с кислой рожей. Что не так, Царевна Несмеяна? Охапку роз ей не того цвета прислали! Она любит красные, а вазы набили белыми. И наблюдал я, как из многоместной палаты выписывают мамочку, та младенца в нашу пеленку завернула, потому что муж пришел, от водки качаясь. Какие цветы, какая родня, никого и ничего нет. Спускается она во двор, а супруг ей две ромашки дарит, сорвал на ближайшей клумбе. И такая буря восторга у дурочки: «Мой-то какой внимательный, заботливый».

Я покосилась на часы, которые висели на стене.

Юрий Петрович отследил мой взгляд.

– Хорошо, перехожу к рассказу о Лидии.

– Елена Николаевна долго терпела зигзаги супруга, а потом решила отомстить ему и завела отношения с парнем по имени Дмитрий, – начал врач, – он представлялся как Дэдди и годился женщине в сыновья, выглядел лет на девятнадцать. Семья Морозовых фактически развалилась. Владимир Михайлович стал жить с очередной любовницей, дома не появлялся. Что происходит у дочерей и законной супруги, его абсолютно не интересовало. Наверное, Ксения и Лидия должны были возненавидеть Дэдди, потому что Елена очень быстро превратилась в собственную противоположность. Раньше она вела себя, как примерная бюргерша, которая соблюдает правило трех К: Kirche, Küche, Kinder. Знаете перевод?

– Церковь, кухня, дети, – ответила я, – немецкое устойчивое выражение, оно описывает основные представления о социальной роли женщины в германской консервативной системе ценностей.

– Вот, вот, – закивал доктор, – до появления Дэдди Елена была примерной женой и матерью, носила платья бежевого цвета и туфли на устойчивом каблуке. Вот только в храм она никогда не заглядывала, остальное все было при ней. Но с появлением парня ситуация кардинально изменилась. За несколько месяцев общения с молодым любовником Лена потеряла лишний вес, надела мини-платье, сапоги-ботфорты, выкрасила волосы в рыжий цвет, стала постоянно смеяться и начисто забыла о дочерях. Справедливости ради отмечу, что дети и раньше мать не особо волновали, вся ее любовь отдавалась мужу. А потом вдруг амур решил отправлять свои стрелы по другому адресу. Елена возненавидела Владимира и без памяти влюбилась в Дмитрия. Холодильник в доме был пустым, по полу в квартире мотались клочья пыли, грязное белье из бачка вываливалось на пол… Лена ни на что не обращала внимания. Когда Ксюша или Лида говорили матери: