Балтийский эскорт - Николай Черкашин

Прежде чем ехать в университетскую библиотеку, Орест заскочил домой и завернул в упаковочную бумагу от костюма статуэтки Вишну и сеттера. Если искусство требует жертв, то искусство контрразведки тем более, И мельхиоровая собачонка вовсе не самая тяжкая из них.

Старый Гекман и Лотта сидели в круглом зале так, словно бы никуда не уходили. Только стопы книг вокруг них несколько выросли.

Еремеев опять предстал перед ними самым церемонным образом: постучался, извинился, раскланялся. Он поблагодарил главного хранителя за те книги, которые помогли ему сделать небольшое научное открытие, и преподнес скромный презент - мельхиорового сеттера, удачно сопроводив подарок шуткой, что-де отныне этот пес будет помогать в охране книжных сокровищ библиотеки. Доктор растрогался, а Лотта, как и всё женщины, обожавшие собак, тут же поцеловала мельхиорового пса в нос.

Разговор сам собой завязался о подобных безделушках, о страстях и увлечениях; и, конечно же, чудаковатый лейтенант не удержался, чтобы не похвастаться новым приобретением для своей московской коллекции. Он извлек из бумаги бронзового Вишну.

-О! - в один голос воскликнули отец с дочерью.

-Это гордость моего собрания. Я чувствую, что здесь, в Альтхафене, я смогу его основательно пополнить…

Гекман никак не отреагировал на эту последнюю фразу, не расслышал или сделал вид, что не расслышал.

-Скажите, господин доктор, не знаете ли вы, кто смог бы продать мне что-нибудь в этом роде?

Гекман задумался.

-Востоковедением в нашем университете занимался профессор Брауде… Но он собирал китайский фарфор. К тому же он еще в сорок четвертом уехал за Эльбу. Кажется, в Дортмунд.

-Может быть, стоит обратиться к антиквару?

-О, господин Ризенбах смог бы вам помочь!… Увы, этой весной бомба угодила прямо в его магазин. А больше в городе антиквариатом никто не занимается. Сейчас людям не до старины, господин лейтенант… Такие времена…

-Я понимаю… Очень жаль.

-Жаль, жаль…

Еремеев с самым искренним огорчением засел за вчерашние книги. Кое-что о Вишну он выписал себе в блокнот: «Вишну - др. инд. бог-хранитель. Изображался в образе четырехрукого царевича. Превращался в рыбу и жил в океане».

Перечитав свои записки, Орест понял, что идти с такой информацией к майору Алешину пока не стоит.

Целых три дня кабинет майора Алешина походил то ли на конструкторское бюро, то ли на чертежную мастерскую…

К исходу третьего дня перед Алешиным лежала приблизительная схема подземного участка в районе злополучной штольни. Штольня соединяла «бункерную» с подземной магистралью, кольцо которой проходило через основные цехи завода, в том числе и через самый ближний к устью штольни - инструментальный. По магистральному кольцу были проложены вагонеточные пути. Но самое главное - перед каждым цехом кольцо перекрывалось газоводонепроницаемыми воротами.

Бетонная коробка цеха экспериментальных моторов находилась ниже кольца.

Перед тем как оставить Альтхафен, гитлеровцы затопили завод водой из моря. Но, судя по всему, сделали это впопыхах, не разгерметизировав все водонепроницаемые ворота, двери, перемычки. Была реальная возможность осушить штольню вплоть до впадения ее в кольцо, а заодно и тот участок кольца, который оказался так счастливо перекрыт со стороны инструментального цеха и водоотсечных ворот. Тогда, уплотнив перемычки, можно было бы без особого труда проникнуть и в экспериментальный цех.

Водолазы «вервольфов» - «люди-лягушки» - попадали в штольню, а оттуда в бункерную, где подрывали насосы, по всей вероятности, через инструментальный цех. Инструменталка, по рассказам бывших заключенных, работавших в альтхафенских подземельях, была самым бойким местом и сообщалась разветвленными ходами сразу с несколькими цехами. Скорее всего именно она имела связь с городскими коммуникациями, как новыми - кабельными коллекторами, так и с водосточной сетью средневекового Альтхафена.

Все черновые наброски схемы Алешин сжег, а самый подробный и самый, по мнению инженеров-консультантов, вероятный пометил грифом «Совершенно секретно. Вычерчено в одном экземпляре» и спрятал в сейф.

Жизнь есть жизнь: не прошло и недели после обстрела шварцмаркта, как возле массивных ворот Старобюргерского кладбища снова зашумела неистребимая барахолка. Еремеев наведывался сюда несколько раз, надеясь все-таки отыскать торговца бронзой, но старик исчез, будто сквозь землю провалился.

Орест шагал домой, покручивая на пальце крохотный сверточек с парой новехоньких французских галстуков. У поворота на Фридрихштрассе его окликнул приятный женский голос:

- Герр лейтенант!

Лотта со связкой книг догоняла его легкими шажками. Она улыбалась приветливо и чуть загадочно.

-Господин лейтенант! Кажется, я смогу вам помочь пополнить вашу коллекцию!

Еремеев перехватил у нее увесистую связку.

-Каким образом, фрейлейн Гекман?

Из короткого и слегка сбивчивого рассказа выяснилось, что неподалеку, через два квартала, стоит у самой кирхи дом покойного пастора, того самого пастора, который долгое время служил духовником при германском консульстве в Индии - то ли в Калькутте, то ли в Бомбее. На родину, в Альтхафен, он привез немало экзотических вещей; возможно, среди них найдутся и бронзовые статуэтки. Пастор умер в сорок четвертом году, с тех пор за домом следит его экономка фрау Хайнрот вместе с племянницей Дитой. Дита давняя подруга Лотты, так что, если лейтенант пожелает взглянуть на индийские сувениры покойного пастора, такую возможность ему предоставят с большой охотой и все, что он пожелает приобрести, продадут; в такие трудные времена даже предметы настоящего искусства стали, увы, меновым товаром.

Еремеев приглашение принял, и минут через пять они уже входили с Лоттой в боковые стреловерхие воротца церковного двора. Дом пастора прилепился к южной стене кирхи почти у самой алтарной части. Его можно было бы назвать двухэтажным особнячком, если посчитать за второй этаж два мансардных окна, выступающих из крутого ската крыши, под своими остроребрыми кровельками. С чистенькими занавесками, оба этих окна в аккуратных черепичных чепцах походили на благообразных прихожанок. Верхний этаж соединялся с храмом короткой галереей, сделанной в виде ложного аркбутана. Святой отец, должно быть, любил появляться перед паствой незаметно и неожиданно.

Несмотря на то, что на кирхе были заметны следы недавних боев - от простреленного петуха на шпиле до снарядных проломов в стенах, - дом и дворик пастора были ухожены в самых лучших правилах довоенной поры: стены увиты плющом, дорожки посыпаны желтой торфяной золой, ступеньки крыльца уставлены розами в горшках. Все здесь сияло и блестело -медная ручка, бронзовая шишечка звонка и латунная табличка на двери «Пастор Цафф».

Еремеев с трудом удержался, чтобы не протереть глаза. Совсем недавно он видел эту фамилию под отчетом командира штурмовой группы: Ульрих Цафф. Совпадение? Скорее всего. Хотя, с другой стороны, фамилия Цафф не такая распространенная, как Мюллер и Рихтер…