Ideal жертвы - Анна и Сергей Литвиновы

– Лиля, милая... Давай, пожалуйста, не сейчас.

– Но почему?!

Он накрыл мою ладонь своей рукой и закончил:

– Ты ведь сама понимаешь, насколько твое положение серьезно. Нужно прежде выпутаться из этой истории.

И отступил на шаг. Восхитительная близость, что на пару минут возникла меж нами, рассыпалась в прах. Теперь на его лице снова была маска холодной сдержанности и отстраненности. Он перестал быть моим другом и превратился в начальника. Представителя высшего менеджмента. Будто и не звучали ласковые, сочувственные слова, которые он только что произносил. Между нами словно пропасть разверзлась. Тем более что Костя очень сухо, начальственно произнес:

– Раз уж ты здесь... Расскажи мне о том, как погибла Елена Ивановна. Подробно. Минута за минутой.

Я поморщилась:

– Ох, Костя! Давай не сейчас! Так тяжело вспоминать...

– Пожалуйста, постарайся, Лиля. Мне очень важно знать все подробно.

Несмотря на его делано мягкий тон, сомнений у меня не возникло: прозвучала не просьба – приказ. И снова я подумала, сколь велика пропасть между нами: Костя москвич, человек на хорошей должности, безо всяких, естественно, проблем и долгов, стоит на пороге своего коттеджа и требует у жалкой тренерши по шейпингу подробного отчета...

– Лиля, я жду, – поторопил он.

Я послушно заговорила... и закончила свой рассказ словами:

– Только все равно я ни в чем не виновата. Не может человек от десяти приседаний умереть – даже если у него с сердцем не все в порядке.

– А ты что, медик, Лиля? – взметнул брови Костя.

Вечно он пытается меня принизить! Я запальчиво ответила:

– Не медик, но про инфаркты знаю! Они всегда постепенно нарастают: сначала слабость, потом одышка, потом в сердце колет. И ни один нормальный человек в таком состоянии заниматься спортом не станет – примет валидол и ляжет в кровать.

– Может, Елена Ивановна просто не говорила тебе, что плохо себя чувствует, – усмехнулся Константин.

– Да нормально она себя чувствовала!

– Ладно, Лиля, не психуй, – твердо произнес Константин. – Может, ты и права.

Я с надеждой его спросила:

– То есть ты правда считаешь... я не виновата в том, что Елена Ивановна умерла?

– Скорее всего, нет, – согласно кивнул он. И серьезно добавил: – Только пока преждевременно кричать об этом на каждом углу.

Я внимательно взглянула на Костю:

– Но если я ни при чем – кто тогда виноват?

– Я не знаю. Пока – не знаю. Но прошу тебя: сделай вид, что ты со всем смирилась. Что готова выплатить долг. Веди себя тише воды ниже травы. Потерпи немного – и вопрос обязательно решится в твою пользу. Я обещаю.

Нет, все-таки кадровик явно играет на моей стороне. Он заботится обо мне. Предостерегает. Подсказывает правильную линию поведения.

Костя легонько коснулся моей щеки и с сожалением добавил:

– И еще: сейчас не время, чтобы нас видели вместе. Особенно, – он махнул в сторону ряда коттеджей, – здесь. Это может очень сильно навредить нам обоим.

Костя буквально на секунду еще раз сжал меня в объятиях, а потом с сожалением отпустил. Произнес в его голосе слышалась тщательно скрываемая страсть:

– А когда все закончится, мы с тобой...

Опять это восхитительное «мы с тобой»!

Впрочем, Костя не договорил. Впился в мои губы коротким, требовательным поцелуем. Я была готова растаять в его объятиях – однако поцелуй длился какие-то мгновения. И вот он уже опять отстраняется и, словно бы между делом, спрашивает:

– Кстати. Что у тебя с доктором Старцевым?

– О, господи, нашел, кого вспомнить! – искренне возмущаюсь я.

– И все же? – настаивает Костя.

– Да ничего, конечно!

– Ты давно с ним знакома? – не отстает он.

– Ну... с февраля.

– И какие у вас отношения?

– Говорю же: никаких! Мы и встречались с ним всего несколько раз! Однажды подвез меня, потом еще пару раз виделись. Старцев меня учил машину водить... На площадке в горпарке.

– А я вас, помнится, однажды в ресторане вместе встретил... – задумчиво говорит Константин.

Я счастливо, но недоверчиво смотрю на него: неужели я действительно Косте небезразлична? Неужто он ревнует?

И пожимаю плечами:

– Ну, сходили один раз всего...

И заверяю Константина:

– Только это совсем не важно. Не нужен мне этот старикашка!

– А, по-моему, Георгий Семенович – очень интересный человек, – уважительно говорит Костя.

– Возможно, – киваю я. И с вызовом смотрю на моего принца: – Но с тобой его не сравнить.

– Спасибо, конечно... – несколько теряется Костя.

И делает шаг ко мне. Я жду еще одного восхитительного поцелуя – однако он лишь легонько касается моего плеча. И сдержанно говорит:

– Спокойно ночи, Лиля.

Быстро, будто боится, что какая-то сила вернет его ко мне, уходит прочь. Тихий щелчок закрывшейся двери опять отделяет его мир от моего.

А я остаюсь вся в сомнениях. То ли мне только что в любви объяснились. То ли – просто послали.

...Назавтра у меня был выходной. О том, сколь нескладно течет моя жизнь, я думала всю дорогу домой. Можно ли себе представить, что недавно я следовала тем же маршрутом в противоположном направлении, преисполненная самых радужных надежд и планов.

Но планы не сбылись. Надежды лопнули, словно мыльные пузыри, забрызгав меня с головы до ног грязной пеной.

Престижная и денежная работа обернулась долговой кабалой. Не сильно продвинулись и наши отношения с Костей. Уверенности в себе у меня заметно поубавилось, и сейчас, спустя десять дней после нашего знакомства, я уже сильно сомневаюсь, что смогу его завоевать...

Дорого бы я дала, чтобы сбежать из санатория навсегда и никогда туда больше не возвращаться. Жаль, конечно, навсегда потерять Костю, но спокойная жизнь дороже. Соблазнительная мысль смыться не раз приходила мне в голову. Но всякий раз вспоминались две пошлые фразы. Первая: «Куда ты, на хрен, денешься с подводной лодки!» И вторая: «Пуля догонит». Оба этих высказывания принадлежали дуболому-охраннику Кирюхе. И он произносил их столь зловеще, что поневоле верилось: уйти мне не дадут.

Итак, в один день все перевернулось с ног на голову. Обещанный мне судьбою рай обратился адом.

Одна радость: из этого ада отпускали домой на побывку. Ненадолго. На выходной.

Я сошла с маршрутки на автостанции. Наш городок, еще совсем недавно казавшийся мне бесконечно унылым в своей провинциальной безнадеге, теперь представлялся милым, уютным, домашним... Не рай, конечно, но очень доброе и радостное местечко. Тополя, крашенные по пояс белым... старушка с сумкой, тащившаяся на рынок... частники, покуривавшие возле своих раздолбанных лайб... Все это выглядело – особенно по контрасту с роскошным и насквозь фальшивым санаторием – таким бесхитростным, спокойным, ничем не угрожающим...